Лабиринт

Они немедленно покинули лагерь крестоносцев под Монпелье. Пеллетье рассчитал, что, если удастся выдержать тот же аллюр, к рассвету будут в Безьере. Виконт Тренкавель хотел лично предупредить жителей Безьера, что французы не более чем в пятнадцати лигах от города и намерены драться. Римская дорога, связавшая Монпелье и Безьер, была свободна, и не было средств задержать идущее по ней войско.

Предстояло просить отцов города приготовиться к осаде, и притом попытаться раздобыть подкрепление для каркассонского гарнизона. Если Воинство надолго застрянет у Безьера, Каркассона успеет подготовиться к встрече с ним. Виконт собирался, кроме того, пригласить тех, кому более всего угрожали французы, — евреев, нескольких сарацинских купцов из Испании и Bons Homes — укрыться в Каркассоне. Он не просто исполнял долг сеньера. Управление и власть в Безьере большей частью сосредоточилось в руках еврейских дипломатов и купцов. Даже под угрозой войны виконт не мог позволить себе лишиться такого множества ценных и искусных подданных.

Решение Тренкавеля облегчило задачу Пеллетье. Он нащупал сквозь кожу кошелька свернутое письмо Арифа. Оказавшись в Безьере, будет не так уж трудно вырвать несколько свободных часов, чтобы отыскать Симеона.

Над рекой Орб поднималось бледное солнце, когда измученный маленький отряд проехал по каменному горбатому мосту. Над ними, под защитой неприступных с виду древних стен, гордо высился Безьер. Шпили соборов и больших церквей, освященных во имя святой Магдалины, святого Иуды и святой Марии, блестели в рассветных лучах. Как бы ни устал Раймон Роже, но в прямой осанке читалась врожденная властность. Кони гордо выступали по мостовым крутых улочек. Звон подков будил жителей в тихих пригородах под крепостной стеной. Пеллетье, спешившись, кликнул стражу, приказывая открыть ворота и впустить сеньера. Толпа, собравшаяся при известии, что в город въезжает виконт, замедляла их продвижение, но в конце концов они добрались до резиденции сюзеренов.

Раймон Роже тепло приветствовал сюзерена: старого друга и союзника, одаренного дипломата и правителя, верного династии Тренкавелей. Пеллетье терпеливо ждал, пока эти двое приветствовали друг друга по обычаю Миди и обменивались знаками взаимного почтения. С несвойственной ему спешкой покончив с формальностями, Тренкавель немедля перешел к делу, сюзерен слушал его все более озабоченно и, едва виконт кончил говорить, послал гонцов собрать на совет городских консулов.

За время их беседы в зале накрыли стол: хлеб, мясо, сыр, фрукты и вино.

— Мессире, — предложил сюзерен, — пока не собрался совет, окажи мне честь, приняв мое гостеприимство.

Пеллетье не упустил благоприятной возможности. Выйдя вперед, он склонился к уху Тренкавеля.

— Мессире, ты сможешь пока обойтись без меня? Я сам займусь людьми, присмотрю, чтоб у них было все необходимое, чтобы языки не болтали и на душе было спокойно.

Тренкавель в изумлении воззрился на него:

— Именно сейчас, Бертран?

— С твоего позволения, мессире.

— Я не сомневаюсь, что о наших людях позаботятся, — возразил виконт, улыбаясь хозяину. — Ты мог бы поесть и отдохнуть.

— Смиренно извиняюсь, однако прошу меня отпустить.

Раймон Роже пристально взглянул в глаза Пеллетье, ища объяснения — и не нашел его.

— Очень хорошо, — уступил он, все еще недоумевая, — на час ты свободен.

На улицах было шумно, причем суматоха увеличивалась по мере того, как расходились слухи. На главной площади перед собором собиралась толпа.

Пеллетье, не раз бывавший с виконтом в Безьере, хорошо знал город, но сегодня ему приходилось двигаться против течения, и его бы смяли в сутолоке, если бы не его видная, крупная фигура. Крепко сжимая в кулаке письмо Арифа, он добрался до еврейского квартала и сразу принялся расспрашивать прохожих о Симеоне. Кто-то потянул его за рукав. Обернувшись, Пеллетье увидел перед собой хорошенькую темноглазую малышку.

— Я знаю, где он живет, — сказала девочка. — Идем со мной.

Они миновали торговую улицу, где вели свои дела ростовщики, и прошли сквозь многолюдные, как крольчатник, и неотличимые на его взгляд переулки, где тесно стояли жилые дома и лавки. У одной из неприметных дверей девочка остановилась. Пошарив глазами, Пеллетье нашел то, что искал: торговый знак переплетчика над инициалами имени Симеона. Тот самый дом. Поблагодарив девочку, он сунул в маленькую ручку монету и отослал ребенка. Затем поднял тяжелое бронзовое кольцо и трижды постучал в дверь.

Много лет прошло, больше пятнадцати. Осталась ли между ними та же теплая непринужденность?

Дверь приоткрылась. В щелке показалось женское лицо, подозрительно изучавшее пришельца. Черные глаза смотрели враждебно. Зеленая вуаль скрывала волосы и нижнюю часть лица, а на ногах были обычные для еврейских женщин широкие светлые шаровары, собранные у щиколоток. Длинная желтая кофта доходила ей до колен.

— Я хочу видеть Симеона, — сказал он.

Женщина покачала головой и начала закрывать дверь, но Пеллетье сунул в щель ногу.