Лабиринт

— Эсклармонда, — заговорила Элэйс, — ты слышишь? Мы оба здесь. Тебе ничего не грозит.

Она хочет что-то сказать.

Элэйс перевела взгляд на ее руки. Пальцы сжимались и разжимались.

— Кажется, просит пергамент и чернила.

Сажье поддерживал руку бабушки, пока та писала.

— По-моему, «Франсуа», — предположила Элэйс, разбирая дрожащие буквы.

— Что бы это значило?

— Не знаю. Может, он мог бы помочь? Слушай, Сажье, — сказала Элэйс. — У меня плохие новости. Симеон почти наверняка погиб. И мой отец… он тоже умер.

Сажье взял ее за руку. Движение было таким ласковым, что на глазах у Элэйс выступили слезы.

— Мне очень жаль…

Элэйс прикусила губу, чтобы не расплакаться.

— Ради него — и ради Симеона и Эсклармонды — я должна сдержать слово, добраться до Арифа… — Она с трудом заставила себя договорить. — Жаль, но у меня только «Книга Слов». Книга Симеона пропала.

— Но ведь твой отец ее тебе отдал?

— Ее унесла моя сестра. Мой муж впустил ее в нашу спальню. Он… он отдал сердце моей сестре. Ему больше нельзя доверять, Сажье. Так что мне нельзя возвращаться в замок. Теперь, когда отец умер, никто их не остановит.

Сажье посмотрел на бабушку и перевел взгляд на Элэйс.

— Она выживет? — спросил он.

— Она тяжело ранена, Сажье. Левый глаз она потеряет, но… если не будет заражения… Она сильна духом, Сажье. Выздоровеет, если решит, что так надо.

Он кивнул и вдруг показался гораздо старше своих одиннадцати лет.

— Только, если ты разрешишь, я хотела бы взять на хранение и ее книгу, Сажье.

Минуту ей казалось, что мальчику не удастся сдержать слез. Наконец он заговорил:

— Эта книга тоже пропала.

— Нет! — вскрикнула Элэйс. — Как же так?

— Те люди… они забрали у нее… — сказал он. — Menina, когда пошла к Симеону, взяла книгу из тайника. Я видел.

— Только одна осталась… — Элэйс сама чуть не плакала. — Значит, мы проиграли. Все было напрасно.

Следующие затем пять дней они вели странное существование.

Под покровом темноты Элэйс и Сажье по очереди выбирались на улицу. Сразу стало ясно, что выбраться из Каркассоны незамеченными невозможно. Кольцо осады плотно охватило город. У каждого выхода, у ворот, у башен стояли часовые — непроницаемое кольцо людей и стали. День и ночь продолжался обстрел города, так что его жители уже не знали, слышат ли они грохот осадных машин или только эхо его, отдающееся у них в ушах.

Элэйс и Сажье с облегчением возвращались в сырое прохладное подземелье, где время остановилось и не было ни дня, ни ночи.

ГЛАВА 61

Гильом стоял под старым вязом посреди Кур д'Онор, где собрались шевалье виконта Тренкавеля.

Только что граф Оксерский, подъехав к Нарбоннским воротам, от имени аббата Сито предложил перемирие на время переговоров. Это неожиданное предложение снова оживило природный оптимизм виконта. Это было заметно и по его лицу, и по тону, каким он обращался к домочадцам. Отчасти надежда и вера в победу передались и его окружению.

Много споров вызвали причины такой перемены в намерениях аббата. Крестоносцы не слишком продвинулись вперед, но ведь осада длится всего неделю — едва началась. Впрочем, какое значение имели побуждения аббата? Виконт решил, что никакого.

Гильом почти не слушал его речь. Он запутался в паутине, которую сам же и сплел, и не видел выхода из нее. Ни слова, ни меч не могли ему помочь. Он жил как на лезвии ножа. Пять дней, как пропала Элэйс. Гильом втайне высылал людей в город на поиски и сам обшарил все уголки Шато, но так и не сумел узнать, где заперла ее Ориана. Он запутался в собственных ошибках, слишком поздно осознав, как тщательно Ориана приготовила ловушку. Стоит ему выйти из повиновения, и он будет объявлен изменником. И тогда Элэйс несдобровать.

— Итак, друзья мои, — заключил речь виконт Тренкавель, — кто согласится сопровождать меня?

Острый палец Орианы уткнулся в бок Гильому. Он сам не помнил, как выступил вперед. Преклонил колено, положив руку на рукоять меча, и предложил свою службу. Лицо залила краска стыда, когда Раймон Роже благодарно сжал ему плечо.

— Мы от всей души благодарим тебя, Гильом. Кто еще?

Шестеро шевалье присоединились к Гильому. Ориана проскользнула между ними и склонилась перед виконтом.

— Мессире, с твоего позволения…

Конгост не видел своей жены в толпе. Теперь он побагровел и суматошно замахал на нее руками, словно отгонял с грядки ворону.

— Удались, госпожа! — неуверенно и пронзительно приказал он. — Тебе здесь не место.

Ориана даже не оглянулась на него.

Тренкавель поднял руку, подзывая ее к себе.

— Что ты желаешь сказать, госпожа?

— Простите меня, мессире, достойные шевалье, друзья… супруг. С вашего позволения и благословения Господня, я хотела бы предложить свои услуги. Я лишилась отца, а теперь, как видно, и сестры. Трудно перенести такое горе. Однако, если дозволит мой супруг, я хотела бы этим способом выказать мою любовь к тебе, мессире. Я знаю, что мой отец желал бы этого.

Конгост готов был провалиться сквозь землю. Гильом не поднимал глаз. Виконт Тренкавель не скрыл удивления.

— Со всем почтением, госпожа, это не место для женщины.