Лабиринт

Под покровом темноты горстка защитников пробралась в разоренный пригород. Они перебили оставленных на страже крестоносцев и подожгли оставшиеся дома, чтобы по крайней мере лишить крестоносцев укрытия, из которого те могли бы беспрепятственно обстреливать город.

Но правда была горька.

Сен-Микель пал, как и Сен-Венсен. Осталась лишь Каркассона.

ГЛАВА 58

Виконт Тренкавель пожелал, чтобы в Большом зале были накрыты столы. Сам он вместе с дамой Агнесс расхаживал между ними, благодаря своих людей за службу, уже исполненную, и ту, что еще предстояла.

Пеллетье чувствовал, что заболевает. Зал наполнили запахи горящего воска, пота, остывшей еды и подогретого пива. Он не знал, долго ли еще сумеет продержаться. Все чаще и сильнее накатывала боль в животе.

Пеллетье попытался выпрямиться, однако ноги неожиданно подогнулись. Вцепившись, как в подпорку, в край стола, он упал лицом вперед, разбросав тарелки, чаши и кости. В живот словно вгрызался дикий зверь.

Виконт Тренкавель обернулся к нему. Кто-то вскрикнул, слуги бросились ему на помощь, и кто-то позвал Элэйс.

Он чувствовал поддерживавшие и направлявшие его к двери руки. Выплыло из тумана и снова растаяло лицо Франсуа. Показалось, будто он слышит ее голос: Элэйс что-то говорила, приказывала, но как будто бы издалека и на незнакомом, непонятном языке.

— Элэйс, — позвал он, протянув руку в темноту.

— Я здесь. Мы отнесем тебя в постель.

Сильные руки подняли его, ночной воздух во дворе охладил лицо, потом его подняли по лестнице.

Они двигались слишком медленно. Каждый приступ боли, скручивавший внутренности, был сильнее предыдущего. Он чувствовал, как расходится по телу зараза, отравлявшая кровь и дыхание.

— Элэйс, — прошептал Пеллетье, теперь уже с испугом.

Едва оказавшись в отцовских покоях, Элэйс послала Риксенду найти Франсуа и принести из ее комнаты нужные лекарства. Еще двух слуг отрядила на кухню за драгоценной водой.

Отца уложили на кровать. Она стянула с него испачканную верхнюю одежду и сложила в стороне, чтобы ее сожгли. Зараза, казалось, сочилась у него из всех пор. Приступы поноса становились чаще и тяжелее, вынося теперь из внутренностей большей частью кровь и гной. Элэйс приказала жечь в очаге цветы и травы, чтобы забить дурной запах, но целые горы лаванды и розмарина не могли скрыть правды.

Рнксенда проворно принесла все нужное и помогла Элэйс смешать толченые ягоды красного терна с горячей водой, чтобы получилась жидкая мазь. Стянув всю грязную одежду и прикрыв отца новой тонкой простыней, Элэйс из ложки влила лекарство в бледные губы больного.

Первую ложку он проглотил — и его сразу стошнило. Она попробовала снова. На этот раз он сумел проглотить и удержать лекарство в себе, хотя все его тело сотрясали судороги.

Время перестало существовать, не двигалось ни быстро, ни медленно. Элэйс делала все, чтобы замедлить развитие болезни. В полночь в покои зашел виконт Тренкавель.

— Как он, Элэйс?

— Он очень болен, мессире.

— Тебе что-нибудь нужно? Врачи, лекарства?

— Еще немного воды, если можно! И я довольно давно послала Риксенду за Франсуа, но он так и не вернулся.

— Все будет сделано. — Тренкавель через ее плечо заглянул на кровать. — Отчего он так быстро поддался?

— Трудно судить, отчего эта болезнь сражает одного и обходит другого, мессире. Здоровье отца было подорвано трудностями похода в Святую землю. Он особенно подвержен брюшным расстройствам. — Она помолчала. — Даст Бог, это не пойдет дальше.

— Нет сомнений, что это «болезнь осажденных»? — угрюмо спросил виконт.

Элэйс покачала головой.

— Это грустно. Пошлите за мной, если будут какие-нибудь перемены.

Час от часу отец ее все слабее цеплялся за жизнь. Случались минуты просветления, когда он, кажется, понимал, что с ним происходит. Но большей частью он не сознавал, где он и кто он.

Ближе к рассвету дыхание больного стало прерывистым. Задремавшая над ним Элэйс услышала перемену и мгновенно встрепенулась.

— Filha…

Она пощупала его лоб, руки и поняла, что осталось недолго. Горячка покинула тело, оставив предсмертный холод.

«Душа его рвется на свободу».

— Помоги… — выговорил он, — …сесть.

С помощью Риксенды Элэйс сумела приподнять отца. Болезнь за одну ночь превратила его в старика.

— Не разговаривай, — прошептала она. — Не трать силы.

— Элэйс, — мягко упрекнул он, — ты ведь знаешь, мое время пришло.

В груди у него что-то плескалось, клокотало при каждом вздохе, глаза провалились, на руках и на шее проступили коричневатые пятна.

— Ты пошлешь за Совершенным? — Он сумел разлепить пожелтевшие веки — Я хочу умереть по-хорошему.

— Тебе нужно утешение, paire? — осторожно спросила Элэйс.

Он растянул губы в бледной улыбке, на одно мгновение снова став прежним Пеллетье.

— Я внимательно слушал слова добрых христиан. Я отлично знаком и с melhorament[103] и с consolament… — Голос у него сорвался. — Я родился христианином и хочу умереть им, но не в грязных объятиях тех, кто во имя Божие принес войну к нашим дверям. Милостью Господа, если я прожил не слишком дурную жизнь, я буду принят на Небесах с другими славными душами.