Лабиринт Ванзарова

Без раздумий Еремин решительно мотнул головой.

– Не было таких.

– Вы вроде Почтового описали, Родион Георгиевич? – спросил Курочкин. Показав, что филер – это талант и призвание. – Ваше распоряжение о розыске мои люди помнят. Его бы не упустили.

– Так точно, не дал бы ему уйти, – добавил Еремин.

– Благодарю, господа. Вопрос был без умысла. Что-то примечательное было?

– Прошу простить: что именно? – уточнил филер.

– Например, двое тащат смотанный ковер.

Еремин засомневался в умственных способностях чиновника сыска, о которых имел самое высокое мнение.

– Чтоб по парадной лестнице половые ковер выносили? Что вы, господин Ванзаров, такое на черной лестнице позволено… Прошу простить, не было, – поправился он после слишком вольного ответа.

– Женщина под руку с мужчиной, у которого замотано лицо?

– Проходило несколько пар, но господа лиц не прятали, наоборот, не скрывали радостей, – ответил филер.

– Еще одна персона: красивая брюнетка, волосы вьются, – сказал Ванзаров, вспоминая образ. – Одета богато: куничья шубка, шапка-боярка камчатского бобра с перышком, закрепленным золотой брошкой…

Еремин уверенно кивнул:

– Так точно, видел такую… Спускалась около восьми.

– С ней был мужчина?

– Никак нет… Они втроем сходили.

Ванзаров потребовал пояснений. Филер простыми словами описал, как дамы под руки вели приятельницу. Вели осторожно, будто та больна. Лицо больной под густой вуалью разглядеть невозможно. Третья дама тоже прятала лицо за теплой зимней вуалью. Одеты чисто, но не слишком дорого. Не то что чернавка с перышком, которая обращала на себя внимание.

– Куда они делись? – спросил Ванзаров, зная бесполезность вопроса.

Филер пожал плечами.

– Не могу знать… Вышли из гостиницы. Мое поручение: держать лестницу под наблюдением…

Что Еремин выполнил образцово.

– Так за что же такая опала, Родион Георгиевич? – спросил Курочкин. – Кажется, ни в чем не провинились. Не могу представить, как объект наблюдения Призрак исчез, а на его месте чей-то труп появился…

Объяснить фокус Ванзаров не имел права. Его привлекла дама в густой вуали. Войдя в холл, она замерла, будто нерешительно осматривалась. Но, заметив Ванзарова, слишком резко повернула к выходу. Скрыться ей не удалось. Курочкин дал условный знак. Пара филеров, что мерзли на улице, остановили ее, подхватили под руки и затащили внутрь. Не замечая криков и гневных возражений.

Как только дама была поставлена перед Ванзаровым, поток жалоб и угроз иссяк по мановению волшебства. Дама виновато опустила голову. Пахло от нее крепкими духами и нежным табаком.

– Приятная встреча, – сказал Ванзаров, отдавая поклон вежливости. – Кого осчастливили визитом в рождественское утро?

50

Никого не хотел видеть Пяткин. Приятели-извозчики звали в трактир отметить праздник, дать отдых душе; всех денег не заработаешь, а тех, что уже имеются, хватит на веселье. Не пошел, отказался. Настроение Пяткина было непраздничным. С самого того проклятущего дня не стало ему покоя. Так и вертелось в голове: «Приходи ко мне в сыск, расскажешь все как на духу, помогу».

А по ночам новая беда: стала во снах являться она, та самая, что лежит в сугробе на Обводном. Встанет перед ним, смотрит мертвыми зенками и говорит немым ртом: «Что же ты, извозчик, меня сгубил». Пяткин в холодном поту просыпается, глаза сомкнуть боится. Весь измаялся. Но в сыск идти еще страшнее. Хоть не виноват, а поди докажи. Обещаниям полицейского верить нельзя. Народ это твердо знает. На своей шкуре выучил. Надо терпеть.

И Пяткин терпел, как мог.

Каждый извозчик знает, что в рождественское утро улицы пусты до полудня и позже. Потом начинают ездить с визитами. Тут уж не теряйся. А до того можно поспать, лошаденке дать отдых. Спать Пяткин не мог. Выехал засветло. Кругом тишь, покой, только мороз поскрипывает да городовые топчутся. Пяткин на них окончательно смотреть не мог. Будто каждый пальцем ему грозит и думает: «Попался ты, Пяткин, нет тебе спасения».

Постояв на Исаакиевской площади, он потащился на Невский. По главному проспекту столицы ветер шелестел снегом. Будто все вымерли. Хоть бы кухарка пробежала. Так никого, кроме проклятущих городовых. Маячат черными столбами.

Свернув на Казанскую, Пяткин подъехал к гостинице «Виктория». Может, кто из постояльцев проветриться изволит. Сидя на облучке, он озирался на пустоту. И вдруг приметил фигуру, которая торопливо пересекала улицу: шинель до пят болтается, лицо шарфом замотано, фуражка черная, очки на носу зеленые. Пугало, одним словом, а не пассажир. Извозчик в личностях разбирается, клиента сразу видит.