Сняв перчатку, Ванзаров приложил ладонь к неплотной щели меж створками двери.
– В квартире давно открыто окно или форточка.
Прокоп хотел возразить: напускать холодный воздух при такой дороговизне дров никому в голову не придет. Выразиться ему не дали. Потребовали открыть дверь запасным ключом. Дворник окончательно возмутился. Возмущение его задушили таким манером, что осталось прикусить язык, вынуть из-под фартука большое кольцо, на котором болтались дубликаты, и отпереть. Заглянуть внутрь Прокопу не дали. Господа вошли и захлопнули дверь перед ним.
– Никаких сомнений, – сказал Лебедев, принюхиваясь в тесной прихожей. – Можно делать ставки.
В гостиной Ванзаров оказался первым. Было холодно, как на улице. Изо рта шел пар. На стеклах не было морозных узоров. Из форточки, распахнутой настежь, дул ледяной ветер. В окна светил тусклый дневной свет. Стулья лежали опрокинутыми. Пол усеян осколками зеркал. Пустая рама валялась около обеденного стола, другая находилась за перевернутой этажеркой, из которой высыпались книги. Среди осколков были разбросаны листы, исписанные быстрым, почти женским почерком, дощечки с закрепленными шнурками и затоптанный огарок свечи.
Аполлон Григорьевич вел себя непривычно смирно, держался позади.
– Вот вам эманация ясновидения, – сказал он, глядя на угол между стеной и небольшим сервантом. Там была разложена длинная шинель старого образца. Рядом стояли помятые сапоги большого размера с клочьями засохшей грязи, на ворот шинели кольцами уложили вязаный шарф и черную фуражку, на нее – круглые очки с черными стеклами.
– Источник запаха…
Отодвинув сапоги в сторону, Ванзаров переложил шарф с фуражкой и очками на стол, сдернул шинель. Под ней оказался господин в сероватом поношенном костюме, белой сорочке и галстуке. Он прилег на бочок, подтянув ноги к животу. Руки его лежали как придется. Вместо лица чернела бурая, засохшая куча.
– Позвольте, – Аполлон Григорьевич беззастенчиво оттеснил чиновника сыска, поставил саквояж у ног мертвеца и склонился, разглядывая голову. – Били зверски, пробита лобная кость, виски, лицевые кости сломаны. Вместо лица – кровавое месиво. По внешним признакам Чухонцев мертв не меньше шести дней. Что теперь нам скажет логика?
С пола Ванзаров поднял исписанный листок.
– Это не почерк доктора Котта, – сказал он, проглядывая записи.
– Какие пустяки вас интересуют, – Лебедев отошел от тела. – Трогать до пристава не имеет смысла, и так очевидно… Или прикажете немедленно сделать вскрытие?
– Не прикажу, – ответил Ванзаров, подбирая еще листок. – Знаете, что в записках?
– Неинтересно, друг мой.
– Описана методика концентрации внимания и мыслей для перехода в четвертое измерение, – не замечая возражений, продолжил Ванзаров.
Лебедев оглядел гостиную.
– Лженаука не помогла, Чухонцев зеркала перебил, и никакого толку. Кстати, обратите внимание на занавески.
– На всех выдран обметочный шнур.
Такого равнодушия Аполлон Григорьевич не понял: как-никак подтвердилась версия, чем душили купца Морозова и его сына.
– Как же объясните наличие шинели убийцы, отодранные шнурки и мертвого Чухонцева? Получается, не он убивал ради четвертого измерения? Это доктор Котт его прикончил? Ради чего? У него ведь аппарат ясновидения, в страсти к иному измерению не замечен… Убил, от тела не избавился, а форточку открыл, чтобы запах выходил. Напрасный труд.
– Доктор Котт не убивал, – ответил Ванзаров.
Он собрал листки, свернул трубочкой, сунул в карман пальто и, переступая осколки, подошел к окну. Постояв молча, приложил лоб к холодному стеклу, словно остужая разгоряченные мысли.
– Вам дурно, друг мой? Глоток «Слезы жандарма» для укрепления сил?
Ванзаров обернулся.
– Напротив окна квартиры доктора Котта, – сказал он.
– Вам виднее. Были у него в гостях, а меня не взяли… И что с того?
– Аполлон Григорьевич, – Ванзаров был собран и строг. – Нужна ваша помощь.
Доктору требовалась врачебная помощь. Нездоровая бледность отмечалась на лице красными пятнами. Мутные глаза слезились, от него пахло давно немытым телом. Котт был в сорочке, без жилетки и галстука, ворот глубоко распахнут. В проеме виднелась поросль груди. Встречать гостя в таком виде – верх неприличия.
– А, это вы, Ванзаров, – сказал он сырым голосом. – Опять начальство не дает покоя.
– Николай Петрович, вам нездоровится. Позвольте отвезти вас в больницу, – Ванзаров старательно продвигался вглубь квартиры, тесня доктора.
– Премного благодарен… Ничего не нужно… Я сам врач, знаю, как лечиться…
Ванзаров был уже в гостиной. В ней мало что изменилось. Почти ничего. Аппарат возвышался на столе.
– Вы не ели несколько дней. Так нельзя. Нельзя жертвовать собой ради науки…
Доктор отмахнулся скорченной ладошкой.
– Ничего, я привык…
– Ваша жена не появилась?
– Вера… Да… Ее пока нет… Она скоро появится… Вам нужно еще раз проверить мой аппарат? Извольте…
– Немного позже, – Ванзаров сел к столу без приглашения. Никакого запаха еды. В квартире по-прежнему не топили. Доктор жил в спартанских условиях. – Позвольте обсудить прежние результаты.