— Но только никакого апоплексического удара не будет, — заверил Грэм. — Я готов встретиться лицом к лицу с любой неизбежностью. С любыми возможными условиями. Все. — Он повесил трубку. — Знаете, Эпплтон, что меня постоянно преследует? Страх, что могут явиться другие фроликсане, что этот может оказаться лишь первым.
— Больше их не потребуется, — сказал Ник.
— Но если они хотят завоевать Землю…
— Они этого не хотят.
— Но они уже это сделали. В каком–то смысле.
— Но это все. Больше не будет разрушений. Провони уже получил то, что хотел.
— Предположим, им нет дела до Провони и до того, чего он хотел. Предположим…
Один из черных полицейских сказал:
— Сэр, чтобы добраться до Таймс–сквер за сорок минут, мы должны вылететь немедленно. — Он носил эполеты — высокопоставленный пидор.
Недовольно ворча, Грэм подобрал тяжеленное шерстяное пальто и натянул его себе на плечи. Один из полицейских помог ему.
— Этого человека, — сказал Грэм, указывая на Ника, — следует направить в лазарет и обеспечить ему медицинскую помощь. — Он кивнул головой, и двое полицейских угрожающе подступили к Нику; взгляды их были нерешительными и в то же время напряженными.
— Господин Председатель Совета, — начал Ник, — я прошу вас об одном одолжении. Могу я, перед тем как отправиться в лазарет, ненадолго повидаться с Эймосом Айлдом?
— Зачем? — спросил Грэм, направляясь к двери с двумя другими черными полицейскими.
— Я просто хочу поговорить с ним. Взглянуть на него. Попытаться понять все это — все, что случилось с Новыми Людьми, — повидавшись с ним. Увидеть его на его теперешнем уровне…
— Уровне кретина, — отрезал Грэм. — И вы не хотите отправиться со мной на мою встречу с Провони? Вы могли бы стать выразителем желаний… — Он сделал жест. — Барнс говорил, что вы были типичным их представителем.
— Провони знает, чего я хочу — чего хотят все. А у вас с Провони все произойдет очень просто: вы сдадите властные полномочия, а он займет ваше место. Система Государственной гражданской службы будет радикально пересмотрена; многие посты из занимаемых по назначению станут выборными. Для Новых Людей будут устроены лагеря, где они будут счастливы; мы должны обязательно позаботиться о них, помня об их беспомощности. Вот почему я хочу увидеться с Эймосом Айлдом.
— Тогда идите и занимайтесь этим. — Грэм кивнул двум черным полицейским, стоявшим по бокам у Ника. — Вам известно, где Айлд, — отведите его туда; затем, когда он закончит, в лазарет.
— Спасибо, — поблагодарил Ник. Все еще мешкая, Грэм спросил:
— А она правда мертва?
— Да, — кивнул Ник.
— Простите. — Грэм протянул руку для пожатия. Ник не подал ему руки. — Вы были тем, кому я желал смерти, — сказал Грэм. — А теперь… черт побери, теперь это не имеет значения. Что ж, я наконец отделил свою личную жизнь от общественной — моя личная жизнь кончена.
— Вы же сами сказали, — холодно процедил Ник, — что «миллионы таких прошмандовок шастают по этой планете».
— Верно, — каменным голосом выговорил Грэм. — Я действительно так сказал.
И вышел, сопровождаемый двумя охранниками. Дверь, скользнув, захлопнулась за ним.
— Пойдем, — сказал один из двух оставшихся черных пидоров.
— Я пойду так, как меня устраивает, — отозвался Ник; его рука зверски разболелась, а добавились еще и боли в животе. Грэм был прав — ему надо бы как можно скорее отправляться вниз, в лазарет.
Но только после того, как он собственными глазами увидит Эймоса Айлда. Величайшего из умов человечества.
— Вот здесь. — Один из конвоиров указал на дверь, охранявшуюся офидантом ПДР в зеленой униформе. — Отойди, — приказал ему черный пидор.
— Я не уполномочен…
Черный полицейский поднял свой пистолет. Похоже, собираясь его использовать.
— Как скажете, — сдался офидант в зеленом и отошел в сторону. Николас Эпплтон прошел за дверь.
Глава 27
В самой середине комнаты сидел Эймос Айлд, его огромная голова удерживалась в равновесии с помощью воротника с металлическими штырями. Он окружил себя самыми разными предметами: дыроколами, ручками, пресс–папье, линейками, стиральными резинками, листами бумаги, картона, журналами, рефератами… Из журналов он повырывал страницы, скомкал их и разбросал по всей комнате. Сейчас же он что–то рисовал на клочке бумаги.
Ник подошел к нему. Человечки из палочек, огромное кольцо на небе, изображавшее солнце.
— А этим людям нравится солнце? — спросил он у Эймоса Айлда.
— Оно делает их теплыми, — ответил Айлд.
— Поэтому они выходят под его лучи?
— Да. — Теперь Эймос Айлд рисовал на другом клочке — тот ему уже надоел. Получилось что–то похожее на животное.
— Лошадь? — попытался угадать Ник. — Собака? У него четыре ноги — это медведь? Кошка?
— Это я, — ответил Эймос Айлд.
Сердце Ника Эпплтона сжалось от боли.
— У меня есть нора, — сообщил Айлд, рисуя в самом низу коричневым карандашом неровный, сплющенный круг. — Она там. — Он ткнул своим длинным пальцем в сплющенный коричневый круг. — Я забираюсь туда, когда идет дождь. И сохраняю тепло.
— Мы сделаем тебе нору, — пообещал Ник. — Точно как эта.
Улыбаясь, Эймос Айлд скомкал рисунок.