– Допустим, – не стала она спорить и потянула его за рукав олимпийки в сторону своей машины. – Но для того все и устраивалось. Чтобы сбить нас с толку. Чтобы мы закрыли Новикову. Раскрыли преступление по горячим следам. Чтобы не искали никого другого. Все просто, капитан. И нечего огород городить.
– Ну да. Только вот Грабов…
– Что Грабов? – повысила она голос.
– Мне тут кое-что стало известно по факту его гибели. Нечто странное, товарищ подполковник.
Побережье с одиноко стоящей под пальмами хижиной накрыло плотным туманом несбывающихся надежд. Отпуска не будет. Тон Андреева не сулил добра.
– Он был отравлен странной дрянью синтетического происхождения. – Он поймал ее вопросительный взгляд и пояснил: – Пока вы были у полковника, звонили из лаборатории. Заключение завтра сбросят вам на почту.
– И на том спасибо, – проворчала она. – И что тебе не нравится? Что это не крысиный яд и не цианистый калий?
– Нет, дело не в этом. – Он поставил ногу на переднее колесо ее машины, оперся локтями на согнутое колено. – Эта редкая штука имеет свойство распадаться в организме. Если бы не соседка Грабова, которая его обнаружила мертвым почти сразу, его смерть выглядела бы как внезапная остановка сердца уже на следующий день. И все! Никто не нашел бы ни единого следа.
– Понятно. Но есть ведь что-то еще? Это не все новости? Что еще тебе сообщили эксперты?
Она открыла водительскую дверь, швырнула сумочку на переднее пассажирское сиденье.
– Ну! Не тяни, капитан, – поторопила его Хмельнова.
На нее вдруг накатила такая усталость, что колени подгибались. Захотелось домой. Она еще вчера запаслась продуктами. И один бутерброд с лососем и творожным сыром остался от завтрака. Сейчас она съела бы его с удовольствием, хотя бы на минуту позабыв о неприятных сюрпризах, которые день за днем преподносит это «банальное до тошноты» дело.
Накаркала, дура!..
– Эксперты нашли в базе совпадение по этому яду. – Андреев встал ровно, убрав ногу с ее колеса. – Несколько лет назад в одном из учреждений особого режима случилось массовое отравление. Один за другим умерли десять человек. Было установлено, что все они отравились синтетическим наркотиком. Как он попал на территорию зоны, не выяснили. Но та дрянь и та, которой был отравлен Грабов, идентичны по составу.
Он помолчал, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию, и добавил:
– Так говорят эксперты.
Маргарита полезла в машину, пристегнулась. Покосилась на Андреева, рассматривающего высыпавшие звезды, с неожиданно проснувшимся интересом.
– И это ведь еще не все, капитан? – во рту у нее сделалось кисло, бутерброда с лососем больше не хотелось. – Есть и еще что-то? Что-то еще более гадкое, чем ты хочешь окончательно добить меня сегодня и лишить сна?
– Я тут же полез в базу после этих новостей. – Андреев все так же таращился в ночное небо. – И установил, что в то время, когда случилось массовое отравление заключенных, там отбывал срок наказания наш общий знакомый – Золотов Иван Сергеевич…
Глава 23
Она сидела на полусгнившей доске со следами старой краски и не сводила глаз с мобильного телефона. Тот лежал слева от нее, на той же самой доске, которая прежде была скамейкой у крыльца дома ее двоюродной бабки. Пеньки под скамейкой давно подгнили. И бабка перетащила доску под яблоню, уложив ее на несколько кирпичей, она их стащила с соседней стройки. Если присмотреться, то в саду и в доме было немало предметов, которые бабка таскала со стройки, подпаивая сторожа самогонкой собственного производства. Новенький облегченный топорик в ее руках тоже был оттуда. Им бабка колола дрова для уличной печурки. На ней она готовила летом нехитрую еду себе, а теперь вот и внучатой племяннице.
Рада она была или нет ее внезапному появлению, понять было сложно. Не ругалась, не гнала, уже хорошо.
– Кулеш будешь? – спросила бабка, перестав махать топором. – С вермишелью?
– Кулеш готовится из пшена, – рассеянно отозвалась Маша, продолжая рассматривать телефон, который выключила неделю назад.
– Ну из пшена сварю, коли хочешь, – отозвалась бабка миролюбиво.
– Вари. С вермишелью не буду. Там вечно пенки.
Бабка вогнала топорик в березовое полено, поправила белоснежную косынку на седых кудрях, смерила ее насмешливым взглядом. Но ограничилась лишь легким покачиванием головой. Острить не стала. В прошлый раз – позавчера – ее язвительные замечания в адрес Маши обернулись скандалом.
Кулеш был готов через сорок минут. В дом завтракать она не пошла. Там пахло мышами и плесенью. Села с тарелкой за расшатанный садовый стол, подтащив к нему старый венский стул с облупившимся сиденьем.
– Чего на телефон-то без конца смотришь? Не звонит тебе никто? – не удержалась, спросила бабка, когда Маша уже опустошила тарелку с вязкой пшенной кашей.
– Мне никто не может позвонить, потому что телефон выключен. А смотрю я на него, потому что не знаю, включить его или нет, – пояснила она, хотя была и не обязана.
– Если ждешь звонка, включи. Если нужно позвонить, звони с моего. Хоть старенький, но рабочий. Если нельзя включать и звонить, то не тоскуй. Просто жди.