Хоть меня это и не касается, но равнодушно наблюдать за подобной сценой – выше моих сил. Я постарался заявить о недопустимости такого поведения, но меня обозвали бранным словом. Повторять его не буду. Всему есть предел. Этого стерпеть было нельзя. Я схватил Марго в захват и оттащил от несчастной. Надо сказать, что барышня обладает не только бешеным темпераментом, но и силой. Я еле мог удержать ее. Когда же ее силы истощились, она обмякла. Я решил, что бедняжка теперь станет тиха. Как же я ошибался.
Стоило мне ослабить захват, как на меня обрушился град ударов. Я еле-еле уворачивался от разъяренной фурии. Она, как кошка, старалась задеть мне глаза. Когда же это не удалось, Марго попросту кинулась и укусила мне руку. Поверьте, дорогая Агата, боль была столь сильна, что я чуть не вышел из себя и не прибил ее на месте. К счастью, вовремя подоспел ее отец и увел ее.
Наконец я смог оказать помощь несчастной госпоже S. Усадив ее, я стал мягко спрашивать, что вызвало такой припадок гнева. К моему сожалению, госпожа S могла связать лишь пару слов по-французски. Даже из них я понял, что Марго скрывает какую-то тайну, которая стала особо опасна в свете происшедших событий. Откровенность милой дамы была полной, но я не мог до конца воспользоваться ею.
Любой другой сыщик счел бы, что между двумя женщинами просто возникла ссора, что бывает не так уж и редко. Однако в этом случае меня куда больше интересует другое: насколько я могу судить, Марго и госпожа S незнакомы, во всяком случае, в вагоне поезда на это ничто не указывало. Как же тогда госпожа S знает какую-то тайну Марго? Почему же они могут обсуждать ее почти прилюдно? Пока это только вопросы. Ответы будут несколько позже. Моя же уверенность, дорогая Агата, только усилилась: в этой компании не все так чисто, как может показаться на первый взгляд. Или, вернее сказать, кое-кто тщательно скрывает происходящее здесь на самом деле.
Повторюсь: раскрыть убийство и найти вещь будет не так просто, как казалось мне поначалу… Но трудности лишь придают мне задору.
51
Господин Стрепетов стоял в двери и не желал пускать. Он заявлял, что жене его нездоровится – слишком много переживаний выпало на ее долю, требовал уважения и всячески мешал расследованию. Пока его самого мягко и аккуратно не выставили за дверь. Попытка ворваться обратно была остановлена добрым словом, а именно: разъяснением того, что бывает с неразумными личностями, встающими на пути сыскной полиции.
Мадам Стрепетова возлежала на кровати, закинув ножки на подушки, перенесенные заботливым супругом от изголовья. Лоб ее украшал мокрый платочек, каждым своим кружевом издававший тошнотворный запах. Мадам была бледна, глаза ее покраснели. В целом она казалась вполне здоровой женщиной, вынужденной вести себя, как полагается в таких случаях. В некотором смысле – психологика для дам.
Чтобы не показаться невоспитанным мужланом, который выгнал мужа для проведения допроса, Ванзаров осведомился о здоровье, демонстрируя отчаянно вежливые манеры, и не сел, пока его об этом дважды не попросили.
– Все это так ужасно… – сказала Стрепетова, закидывая кисть руки к виску. Выглядела она привлекательно, если не сказать аппетитно. Не зря муж, Стрепетов, не хотел оставлять их наедине.
– Что именно, Нина Васильевна? – светским тоном осведомился Ванзаров.
– Все, что случилось в этой ужасной процедурной…
– Неужели?
– О, вы мне не поверите… – сказали ему жалобным голоском.
– А для чего же я здесь? Буквально у ваших ног, – Ванзаров действительно расположился на краю кровати. Так ему лучше было видно.
– Не могу об этом говорить без содроганья…
– Попробуйте, а я вам помогу.
– Это так страшно…
– Здесь вам ничего не угрожает.
– Убита эта милая, славная старушка…
– С чего вы взяли, что она убита?
Стрепетова скинула повязку и приподнялась на локтях.
– Старая дама жива? – спросила она с надеждой в голосе.
– Я не сказал, что она жива, – ответил Ванзаров. – Но я не говорил, что ее убили.
– Но ведь она мертва!
– Несчастный случай может произойти с каждым. Мы не вечны. Как и женская красота. Она ушла тихо и мирно, во сне…
Голос Ванзарова был так мягок и округл, нес покой и умиротворение в израненную женскую душу, что не поддаться ему было невозможно. И Стрепетова поддалась. Улегшись на подушку, она вернула вонючий платочек на место и состроила недовольную мордочку.
– Зачем тогда этот дурак доктор выбежал с криком «убита»?
– Он кричал «умерла»… – заметил Ванзаров.
– Нет, я точно слышала, – Стрепетова была капризна, но мила. – Тут я уже не выдержала и сбежала…
– Что напугало вас в первый раз?
– Нет-нет, не скажу, вы будете смеяться надо мной…
Ванзаров обещал, что не позволит себе такой бестактности никогда. И все равно даму пришлось уговаривать, прилагая бездну красноречия и обаяния. Наконец она сдалась. Окончательно сбросив на пол целебную тряпку, она села на постели, поджав ноги.
– Только вы обещали не смеяться. – Ему пригрозили пальчиком.
Обещание было повторено.
– Я видела его! – шепотом проговорила дама.
Всей силы логики не хватило, чтобы понять, о чем идет речь.