Лабиринт Просперо

Было непривычно тихо. Тикали каминные часы. До назначенного времени оставалось пять минут. Шелест милой болтовни стих окончательно. Ванзаров терпел сколько мог и все же покосился на Марго. Словно почувствовав, она подняла глаза в ответ. У нее были удивительно глубокие, печальные и темные глаза. Как омут, из которого нет возврата. Ванзаров хотел, но не мог отвернуться. Долгий взгляд мог быть замечен и с каждой секундой становился вызывающим. Ничего нельзя было поделать. Марго отвернулась первой. Ванзаров приказал себе не поддаваться слабости, особенно в такой момент.

Как только часы пробили восемь, дверь гостиной раскрылась, камердинер Лотошкин пропустил мистера Маверика. Он был затянут в смокинг, как рыцарь в броню. Кажется, все, особенно дамы, ощутили, что карточная игра – только внешняя оболочка какого-то другого, яростного поединка. Американец, не размениваясь на вежливость, выбрал правый стул и жестом пригласил соперников занимать оставшиеся места. Веронин сел напротив него, Навлоцкий устроился между ними. Как полагается, игроки предъявили, кто на что будет играть. Маверик вынул стопку американских дорожных чеков, спросив, нет ли возражений против такого банка. Чеки свободно принимали все банки столицы, оставляя себе грабительскую комиссию. Но кто будет думать о комиссии в такую минуту? Веронин положил перед собой чековую книжку Азово-Донского банка, что говорило о серьезном капитале, имевшемся в его распоряжении. Только Навлоцкий скромно отодвинул от себя пачку банкнот.

За столом остался свободным стул для банкующего. Маверик величественно, как памятник, повернул голову к публике.

– Господа, кто окажет нам честь сдавать?

Желающих не нашлось. Причина была проста: банкующий должен был делать ставки наравне с игроками.

– Господин Веронин не будет возражать, если освободим банкующего от обязательств?

Возражения не последовало. Мнение Навлоцкого никого не интересовало, он улыбался, но вид его был жалок.

Американец повторил приглашение. И опять не нашлось добровольца. Дамам за стол садиться не полагалось. Нотариус карты в руки не брал, выбор оставался невелик. Ванзаров поглядывал за месье Пьюро, но, кажется, он был занят тем же: следил сразу за всеми. Францевич выражал полное равнодушие к происходящему. Господин Стрепетов вопросительно взглянул на жену, но она лишь сурово нахмурила брови.

– Господа, мы не сможем начать игру… – сказал американец. – Может быть, вы изволите?

От такой чести Ванзаров отказался: тем более играть не умеет.

– Господин, как вас… – обращение было к актеру. – Окажите нам честь!

Меркумов замялся.

– Я, право, не игрок…

– Очень хорошо. От вас требуется всего лишь сдавать карты. Справитесь?

– Ну хорошо, если господа не возражают…

Никто не возражал. Он прошел к столу и присел на краешек стула.

– Что сдавать?

Вопрос оказался не столь наивным. На сукне не было колод. Американец поискал среди зрителей доктора и успешно нашел. Могилевский хоть обещал ничего не знать, но любопытство было сильнее.

– Как это понимать?

Прямой вопрос был обращен исключительно к нему. Могилевский вспыхнул и заявил, что здесь не притон, карт не имеется. Повернулся и вышел с гордо поднятой головой.

Впервые ледяная маска американца немного подтаяла. Кажется, он удивился.

– Господа, ситуация дурацкая, но безвыходная. Вынужден обратиться за помощью: у кого-нибудь имеется пара свежих колод? Сгодятся даже карты для пасьянса. Лишь бы запечатанные.

Карты часто скрашивают отдых, даже нервнобольных. Невинная игра на интерес с пользой убивает время. В каждом дорожном чемодане найдется колода. Но в этот раз никто не захватил с собой карт. Маверик был спокоен, но это давалось ему нелегко.

– Если позволите… – вдруг сказал Веронин. – У нас имеется несколько колод. Если вы сочтете возможным ими играть.

– Выбора нет, – ответил американец.

Веронин кивнул. Навлоцкий вынул из кармана пиджака две новенькие колоды. Оберточная бумага еще пахла типографией, а печать на заклеенном шве была яркой и несмазанной. Карты исключительно новые, куплены несколько дней назад. Веронин предложил, но американец не стал утруждать себя осмотром упаковки. Это было ниже его достоинства.

Колоды подвинули к Меркумову и просили вскрыть. Неопытного человека было видно сразу. Нервничая, он никак не мог зацепить ногтем за край бумаги. Когда же это ему удалось, от рывка карты высыпались на стол в беспорядке. Актер покрылся багровым цветом, но ему простили неловкость. На второй пачке волнение его перехлестнуло через край. Он рванул обертку с такой силой, что карты взлетели веером и посыпались на пол. Еле живой он полез собирать их под стол. Когда появился, на него было жалко смотреть. Такого позора он никогда не переживал на сцене.

– Простите… Простите… Простите… – только и бормотал он.

Игроки были милостивы. Собрав обе колоды в кучку, трясущимися руками он кое-как подровнял карты.

– Думаю, карты достаточно перемешаны. Не будем подвергать милейшего господина лишним волнениям, – сказал Маверик.

Действительно, волнения Меркумова были на высшем уровне. По виску его текла тонкая струйка пота.