Начав смутно осознавать, кто она и где находится, Алисия пробовала говорить. На большинство вопросов получила ответы, даже не успев их задать. Нет, никто ее в этом убежище не найдет. Нет, воспаления, которого опасались, не случилось, и доктор Солдевилья полагал, что выздоровление шло по плану, хотя она была еще очень слаба. Да, Фернандито цел и невредим. Сеньор Семпере нанял его курьером на неполный рабочий день для доставки купленных книг клиентам. Он часто спрашивал об Алисии, правда, по наблюдениям Фермина, юноша стал делать это немного реже с тех пор, как столкнулся в книжной лавке с Софией. От восхищения парень впал в ступор, сумев побить собственный рекорд, что прежде считалось невозможным. Алисия порадовалась за верного друга. В юдоли страданий пусть хоть кто-то получит заслуженное счастье.
– Смотрите-ка, какой влюбчивый бедняга, – с сожалением произнес Фермин. – Он еще настрадается в жизни.
– Намного больше страдает тот, кто не способен любить, – возразила Алисия.
– Боюсь, что лекарства плохо действуют на ваши умственные способности. Еще немного, и вы возьмете гитару и начнете распевать наставления из катехизиса, так что мне придется попросить нашего эскулапа, чтобы он снизил вам дозу до уровня детского аспирина.
– Не лишайте меня единственной радости, которая у меня осталась.
– Боже мой, как вы испорчены!
Живительную силу порока тут явно недооценивали. Алисии остро не хватало бокалов белого вина, заграничных сигарет и личного пространства, чтобы побыть наедине с собой. Лекарства затуманивали сознание, и это помогало ей проводить дни в теплой компании милых людей, прилагавших титанические усилия, чтобы спасти ей жизнь, и озабоченных ее выживанием намного больше, чем она сама. Порой, погружаясь в волшебный колодец химического забвения, она думала, что было бы неплохо опуститься на дно и остаться там, заснув навечно. Но рано или поздно Алисия снова пробуждалась и вспоминала, что смерти заслуживают лишь те, кто расплатился по всем счетам.
Часто, просыпаясь в темноте, она находила Фермина, с задумчивым видом сидевшего рядом на стуле.
– Который час, Фермин?
– Время ведьм. Вы как раз вовремя.
– Вы никогда не спите?
– С детства не любил придавить подушку. Мой удел – бессонница, возведенная в ранг искусства. Даже при́ смерти я отправлюсь по делам в часы сна.
Фермин смотрел на Алисию одновременно с нежностью и недоверием, вызывая у нее неловкость.
– Вы до сих пор меня не простили, Фермин?
– Напомните, за что я должен вас прощать, а то я запамятовал.
Она вздохнула:
– За то, что оставила вас пребывать в заблуждении, будто я погибла той ночью под бомбежкой. За то, что предоставила вам жить под грузом вины, что вы подвели меня и моих родителей. И за то, что по возвращении в Барселону я притворилась, будто не знакома с вами, когда вы узнали меня на вокзале, позволив предположить, что вы сходите с ума или видите призраков…
– Ах, это…
Фермин саркастически улыбнулся, но в глазах его блеснули слезы, отразив пламя свечей.
– Так вы простите меня?
– Я подумаю.
– Мне необходимо, чтобы вы простили. Не хочу умереть с такой тяжестью на душе.
Они молча посмотрели друг на друга.
– Вы отвратительная актриса.
– Я превосходная актриса. Неприятность в том, что из-за всей этой гадости, что мне прописал доктор, я забыла свою роль.
– Имейте в виду, сочувствия вы не дождетесь.
– Я не хочу, чтобы меня жалели, Фермин. Ни вы, ни другие люди.
– Вы предпочитаете внушать страх.
Алисия широко улыбнулась.
– Так вот, я вас тем более не боюсь, – заявил он.
– Это потому, что вы плохо меня знаете.
– Раньше вы мне больше нравились, когда прикидывались несчастной умирающей.
– Значит, вы меня простили?
– Какая вам разница?
– Мне не хочется думать, что по моей вине вы живете, взвалив на себя обязанности ангела-хранителя, опекая Даниэля и его семью.
– Я библиограф-консультант фирмы «Семпере и сыновья». Ангельские крылышки вам привиделись.
– А вы, случайно, не вообразили, что спасая достойного человека, спасете мир или хотя бы дадите ему шанс сохранить хоть крупицу добра?
– Кто вам сказал, что вы достойный человек?
– Я говорила о Семпере.
– А разве вы не делаете втайне то же самое, дорогая моя Алисия?
– Вряд ли в мире осталось нечто, заслуживающее спасения, Фермин.
– И сами своим словам не верите. Вы просто боитесь себе признаться, что кое-что все же есть.
– А вы – наоборот.
Фермин издал стон и полез в карман куртки за конфетами.
– Нам лучше не вступать в полемику, – произнес он. – Останемся при своих, вы с нигилизмом, а я – с «Сугусом».
– Вечные ценности.
– Там, где они существуют.
– Ладно, поцелуйте меня на ночь, Фермин.
– Как будем целоваться?
– В щеку.
Помедлив, он все же наклонился и коснулся губами ее лба.
– Спите, черт возьми, суккуб.
Алисия закрыла глаза и улыбнулась:
– Я обожаю вас, Фермин.
Услышав, как она тихо плачет, он нашел ее ладонь, и так, взявшись за руки, они заснули, согреваемые теплом угасавшей свечи.