Она подходит к мужчине без страха, гладит сначала по припорошенным песком волосам, потом по плечам, переворачивает на спину. Он красив. Даже сейчас, едва живой, он все равно красив, как бог. Его ресницы, черные и длинные, как у девушки, вздрагивают. И ее сердце вздрагивает в унисон. Она готова простить морю все проступки за этот бесценный подарок. Она готова умереть сама, лишь бы он остался жить. Ее сил хватает, чтобы вытащить мужчину на берег. Море помогает, придерживает и подталкивает. Морю хочется, чтобы она поскорее ушла.
А на берегу ее ждет старуха. Она сидит на черном валуне, как старая облезлая чайка. И смотрит, по-птичьи склонив набок голову. Не помогает.
– Спаси его! – После противостояния с морем ее собственных сил не хватит, ей нужна помощь.
– Оставь его. – Старуха не двигается с места, склоняет голову к другому плечу.
– Нет! – Она не оставит и не допустит, чтобы он умер. А если он умрет, она спустится за ним хоть в преисподнюю, чтобы вывести из тьмы его душу.
– Глупая… – Старуха вздыхает, сползает с валуна, ковыляет медленно, слишком медленно. Но лишь на нее одну сейчас надежда. Она помогла отцу, поможет и этому незнакомцу. – Ему не жить. – Она тычет палкой в одну из бесчисленных ран. За это ее хочется убить, порвать на мелкие клочки.
– Помоги ему. Я прошу тебя…
– Мне понадобятся силы. Много сил. – Старуха смотрит за горизонт, хмурится.
– Бери! – Никс не колеблется, она приняла решение.
– Это будет не так, как с твоим отцом. Это будет больнее. – В голосе старухи нет жалости – лишь далекое эхо разочарования.
– Я готова. – Откуда взялось это чувство, что без него ей не жить? Откуда в ней вообще такие острые, такие болезненные чувства?..
– Это все ее кровь, – шепчет старуха и с кряхтением встает на колени перед неподвижным телом. – С ней всегда все слишком ярко, слишком сладко, слишком больно. Особенно когда дело касается мужчин. Подумай, дитя, – а теперь в ее голосе жалость, почти мольба. – Может так статься, что отныне больно тебе будет всегда.
Никс не хочет думать, она яростно мотает головой, падает на колени рядом со старухой, гладит мужчину по щекам, стирает кровь и песчинки. Она все решила.
Легкий вздох за спиной, словно порыв ветерка, и в шею, в самую незащищенную часть впиваются острые птичьи когти.
– Я предупреждала… – прорывается сквозь кровавую пелену голос старухи. – Я тебя предупреждала…
* * *