Лабиринт кочевников

– И она, получается, ни с кем фактически не общалась? – перебил его излияния Климов. – То есть никто на всем рынке про нее ничего не знает, так, что ли? Да разве такое бывает? Подумайте, Варданян, хорошо подумайте. К вам по делу претензий сейчас нет, но…

– Говорю ж вам, товарищи, – застонал директор, – она вообще почти нэ говорила. Вот еле-еле, клянусь вам!

– И за столько лет язык не выучила? – подал вдруг голос Юра.

– А? – повернулся к нему шокированный вопросом Ашот Степанович. – Да с ней и таджик говорил, и татары говорили, и казахи – ни один язык не понимает! Она, может, вообще того была, – директор постучал себя по лбу и горестно вздохнул, – бывает же, да?

– Но так-то головой хорошо соображала? – уточнил Ян. – А? Сами же говорите, помогала всем? Не сходится что-то у вас.

– Нэ знаю, – по лицу Варданяна было понятно, что он не врет и действительно ничего не знал о своей уборщице. – Одна женщина есть, она вроде с ней как-то… Сейчас!

Он схватил со стола мобильник, набрал какой-то номер и заорал:

– Гриша! Алену мне в кабинэт найди, живо! Бегом, Гриша, сейчас… Бросай все, потом все, иди, бэги Алену ищи, ко мне в кабинет!

Гриша, здоровенный лоб лет двадцати пяти в черной кожаной куртке, примчался весьма шустро. Вместе с ним шла седая женщина в пуховике, поверх которого красовался не самый чистый фартук. Лицо у нее было красное и растерянное, глаза бегали.

– Алена! – Ашот Степанович снова попытался встать из кресла, но это ему не слишком удалось: взялся за грудь, замотал головой. – Галю твою убили… Люди вот спрашивают, давай отвечай, что знаешь. Все говори, что видела, что слышала про нее, слышишь?

Он налил себе третью рюмку и, кривясь, выпил. Яну стало даже жалко этого мужика, вряд ли в чем-то виноватого, кроме нарушения трудового законодательства – так а кто его тут, собственно, соблюдает?

– Галю убили?! – Торговка шатнулась, поднесла ко рту край фартука. – Ну, я чувствовала… Ой, бедная, видела я, что с ней не так что-то, какая-то она взбудораженная была, да разве спросишь, она ж и не говорила совсем.

– Что значит «совсем»? – резко переспросил Климов. – Как-то же она говорила с людьми?

– Как-то говорила… Только не хотела. И с русским языком у нее плохо было, не давался он ей.

– А сама-то она откуда была, не рассказывала?

– Нет… Я сперва думала, цыганка она. Похожа, знаете… Потом поняла – нет, не цыганка. Манеры другие совсем, тихая такая, работящая очень. И еще мясо почти не ела почему-то, только курочку иногда, а так все кашу да макароны, ну, овощи там какие, соленья покупала.

– Про семью свою ничего никогда не говорила?

– Не было у нее семьи, одна жила. Где-то за депо, там, в бараках, что пленные строили, то ли угол, то ли комнату снимала у дворничихи прямо, там ведь жилья пустого полно, вот они и своевольничают.

– В каком именно, знаете? – снова вмешался Асламов.

– Примерно, товарищи. Я с ней однажды в аптеку ходила, простыла она сильно, а сама купить не могла ничего, а у меня ж сестра в больнице работает, я разбираюсь. Так она мне рассказала, в общем, как смогла, что за углом живет, в бараке, и у дворничихи снимает. Да их там напротив аптеки два всего барака этих, товарищи! Один желтый такой, а на втором крыша железная, так вот в нем, наверное… А где она нашлась-то, товарищи?

– В городе, – хмуро ответил Климов и встал. – У вас еще вопросы есть к свидетелям, старший лейтенант?

– Никак нет, – мотнул головой Асламов.

– Ну и хорошо. Тогда пойдем. Вы нас извините, товарищи, но если что, так еще раз поговорить придется!

Не оборачиваясь, Климов вышел, и Юра поспешил за ним. Вид у него был немного озадаченный.

– Будем искать, Ян Антоныч?

– Прямо сейчас и поедем. Ты местность знаешь?

– Не так чтоб хорошо, но пацаном бегал, конечно. Я тут знаете, что подумал? Какая-то она у нас совсем странная получается. Еще и мяса не ела…

– А, тебе это тоже ухо резануло? Привычки не было, Юрик, вот в чем дело. Не едят у них мясо почему-то. А вот случайно ли она тут оказалась, это большой вопрос. И ужасно хочется мне на него ответ найти! Так что поехали бараки искать. Я там и не был даже никогда, но как-нибудь найдем и дом ее, и дворничиху эту чертову.

Асламов понимающе закивал и открыл дверь «Транзита».

– Это моя работа, в конце концов, – вздохнул он.

Тарахтя дизелем, «Форд» сполз вниз по переулку, потом свернул направо и двинулся вдоль железнодорожного забора, в котором там и сям виднелись разнокалиберные дыры, проделанные обывателями, не желающими следовать через переезд. Из-за забора время от времени громыхало, потом куда-то запыхтел маневровый. Асламов уверенно доехал до железнодорожного переезда, но поворачивать не стал, двинул прямо, а потом обогнул старую больницу с облупленными колоннами на входе, и Ян увидел сбоку аптеку – видимо, ту самую, о которой говорила Алена.

– Это она, что ли? – на всякий случай спросил Ян.