На все эти вопросы у полицмейстера не было ответа. Зато он не сомневался, что Юнгер деться никуда не мог. Тут уж никаких загадок. Если господин не появлялся на вокзале и не брал извозчиков, а в городе его не заметили, какой напрашивается вывод? Понятный любому жителю Павловска. Погода чудесная, весна, все цветет, отчего не прогуляться пешком до Гатчины или Царского Села? Наверняка такая мысль посетила доктора. Он, ради моциона, отправился на приятную экскурсию. Пройдет еще часа два — и вернется этот доктор на извозчике. А если ноги крепкие, так и сам дойдет.
Вывод это Сыровяткин приберегал как последний козырь. Что не помешало ему честно выполнить просьбу. Выполнить с большей тщательностью, чем требовалось. Он подробно допросил Затонского, который стал полновластным хозяином больницы по причине полной потери вменяемости Дубягским и занимался сразу всем.
Затонский не скрывал удивления, что такой важный человек может посетить их больницу. Он сказал, что видеть этого господина не желает вовсе, но если бы тот появился, прогонять бы не стал. Пусть смотрит, в каких условиях они тут лекарствуют. Если городской власти до них и дела нет. Подобного ответа Сыровяткин ожидал, но счел, что просто так отпускать доктора не стоит. И без того характер слишком ершистый. Он потребовал, чтобы его провели по палатам. Затонский начал протестовать, ссылаясь на завал в делах и нехватку времени, но ему быстро объяснили, что желания полиции — закон для докторов. Затонский вынужден был подчиниться.
Мысль эта, отчасти веселая, пришла Сыровяткину внезапно, как редкое озарение. Была она столь странна, что в обычном случае полицмейстер отогнал бы ее, как надоедливую муху. Но в нынешней ситуации надо быть настороже. Сыровяткин счел, что именно так поступил бы Ванзаров. Что придало ему уверенности. Он не верил, что найдет под казенным одеялом Юнгера, спящего на больничной кровати. Что было бы слишком фантастичным. Но проверить-то надо. Нельзя упускать никакую мелочь.
Затонский провел по всем палатам, выражаясь насчет полицейского произвола. Результатом инспекции стал испуг старушек, которые никак не ожидали явления полицейского чина. Кто-то из больных, решив, что за больницу взялось начальство, пробовал жаловаться на множество безобразий. Бунтовщиков Затонский быстро утихомирил, а Сыровяткин к проявлению народного стона отнесся равнодушно. Где у нас нет недостатков? Нечего полицию по пустякам расстраивать.
Отпустив Затонского, вполне довольный собой, Сыровяткин прогуливался на свежем воздухе внутреннего двора больницы. Ванзарова он заметил издалека. И хоть человек этот был для него загадкой не меньшей, чем смысл бытия, все-таки какие-то внешние признаки его настроений Сыровяткин угадывать научился. Ванзаров был сосредоточен, как пружина револьверного курка, нажми, и выстрелит. Лицо его, мало что выражающее, несло маску непроницаемости, взгляд блуждал. Не надо обладать особой проницательностью, чтобы догадаться: жернова мысли вертелись на полных оборотах. Шутливое обращение, которое Сыровяткин заготовил, испарилось. Он спросил, как успехи.
— Юнгер в больнице не был, — скорее утверждением, чем вопросом на вопрос ответил Ванзаров.
— Так точно, Родион Георгиевич.
— Все посмотрели?
Вот к этому Сыровяткин был готов отлично, за что не мог не гордиться собой.
— Лично осмотрел все палаты, — ответил он.
— Чудесно. В ледник морга заглядывали?
— А что ему там делать? — ответил Сыровяткин и тут же понял, что эффект от проверки смазался.
— Разумная необходимость. Господин Лебедев еще с телом работает?
— Уехал. Велел передать вам, что все сведения сообщит лично.
— Этого следовало ожидать.
— Следовало ожидать что?
— Времени мало, давайте ледник откроем, — сказал Ванзаров, одергивая ус.
Сыровяткину осталось только сходить за ключами. Затонский категорически отказался быть мальчиком на побегушках. Если больницу превратили в проходной двор, пусть сами лезут, куда пожелают. Для любых фокусов полиции он предоставил санитара, разрешив ему делать все, что будет приказано «этими господами».
Ледник находился в подвале сразу напротив двери в мертвецкую. Вниз вело несколько каменных ступенек. Шадрин открыл крепкую деревянную дверь с некоторым усилием. Из черного проема пахнуло мертвенным холодом. У Сыровяткина по спине пробежали мурашки.
— Вы со мной или здесь обождете? — спросил Ванзаров.
Полицмейстер предпочел побыть на солнышке. За последние дни он насмотрелся достаточно.
Шадрин зажег масляный фонарь и держал его высоко над головой. Ванзаров сбежал по ступенькам и, нагнувшись, зашел в чрево ледника. Сыровяткина невольно передернуло: все-таки у чиновника сыска нервы стальные. Ничего не боится. Завидное качество. Подобной крепости в себе полицмейстер не ощущал.
Ванзаров появился довольно скоро, по лицу его нельзя было понять: удалось ли ему найти там хладный труп Юнгера или нет, радует это сыщика или огорчает? Вот и настал момент пойти с козыря. Стараясь не показать виду, Сыровяткин сказал, что пропаже Юнгера может быть самое простое объяснение.
— Ушел пешком в Гатчину или Царское Село?