Телониус последовал за ним. Он было решил, что за время, проведенное на Венере, утратил навыки столь архаичного способа передвижения, но руки и ноги двигались нужным образом. Телониус сделал несколько мощных гребков, осмотрелся, выискивая Вергилия. Тот ожидал его, ухватившись за страховочную скобу одной рукой, а другой делая непонятный жест. Телониус сразу не понял, и лишь взглянув на демонстративно широко открытый рот лоцмана, сообразил: Вергилий предлагал ему дышать.
Телониус колебался, но все же последовал совету, пережив мгновение неудобства – перенасыщенная кислородом жидкость заполнила легкие, и пришлось сделать несколько энергичных вдохов-выдохов, изгоняя последние следы асфиксии.
Это действительно лабиринт – хаотическая череда затопленных и сухих отсеков, похожих на медные анклавы. Он и сам явился из такого, только эти гораздо б
Ловко двигая руками и ногами, Вергилий плыл, поглядывая назад, убеждаясь, что Минотавр не отстает. Казалось, что с каждым гребком они уменьшаются, скукоживаются, а емкость с водой стремительно расширяется, наполняется светом, бьющим из многочисленных источников. Они пронзали толщу воды почти осязаемыми ослепительными колоннами. Минотавр собирался спросить Вергилия о цели путешествия, но тот вдруг остановился.
«Там, внизу», – показал Вергилий.
Минотавр присмотрелся и увидел уйму дрожащих пузырей, такие оставляют озерные пауки, заманивая в сети добычу.
«Что это? – сделал жест Минотавр. – Посмотрим ближе?»
«Если хотите». – Вергилий завершил череду жестов непонятным движением, повторил его, и лишь когда губы его растянулись в улыбке, Минотавр сообразил – так обозначается смех.
Больше всего увиденное походило на каких-то животных, из середины живота тянулся шнур, соединяющий их с ворсистой оболочкой сфер, внутри этих сфер они спали. Белесые тела, прорези жабр, хвосты. Их можно было назвать головастиками, если бы не размеры и не диковинный шнур.
«Что это?» – повторил жест Минотавр, но Вергилий не ответил.
4. Судилище
Только когда они выбрались через мембрану в сухой отсек и избавили легкие от воды, Вергилий сказал:
– Так выглядят перед возвращением.
– Но они не походят на нас!
– Возвращение не есть рождение, – заметил Вергилий. – Его нельзя назвать в полной мере биологическим процессом, в нем больше физики, сохранения информации и энергии. Е равно пси цэ квадрат. Ничто в мироздании не исчезает бесследно – ни материя, ни разум, они переливаются из одной формы в другую.
– Зачем? – Минотавр встал под тепловой душ, ощущая, как потоки воздуха высушивают капли воды с кожи.
– Не понимаю вопроса, – признался Вергилий. – Поясните.
– Зачем возвращать тех, кто умер? Разве не в том смысл развития – на смену умершим приходят новые и новые поколения? Зачем тащить со свалки стол, если можно сделать новый?
– Хм, любопытное сравнение, особенно если учесть, кто его высказывает… – пробормотал про себя Вергилий. – Вы недовольны возвращением, Минотавр? Предпочли остаться в небытии, в которое канули волею случая, в расцвете, на пути к достижению цели всей вашей жизни? Поймите правильно, в силу определенных обстоятельств и правил Санаториума я не располагаю исчерпывающей информацией о возвращенных. Неэтично, если бы мне пришлось скрывать от вас подробности вашей биографии. Но, как подсказывает мой опыт, возвращенные еще никогда не протестовали против новой жизни. Что же касается вопроса – в чем цель Феодоровского процесса, то ответ на него заключается в личности. Все мы личности, то есть неповторимые и уникальные по совокупности внутренних и внешних характеристик существа. И потеря каждой – невосполнимый ущерб для мироздания, разве не так? Сюда, пожалуйста, – показал Вергилий на нужное ответвление коридора. – А представьте, если цивилизация в целом есть смертная сущность, то сколько бы терялось из того, что иному разуму удалось накопить за время своего существования! Уверен, когда-нибудь мы научимся улавливать иные сущности мироздания, жившие за эоны до нас, возвращая если не самих тех существ, то, по крайней мере, их достижения в восхождении к вершинам разума.
Они оказались в населенной части Санаториума – там и тут появлялись возвращенные, в подобных же комбинезонах, как у Минотавра, проплывали лоцманы в таких же хламидах, что носил Вергилий. Вид лоцмана и тех, кто появлялся на их пути, убеждал в соблюдении общего правила – в космосе никаких волос. Модницы обходили правило при помощи париков и накладок самых диких форм и расцветок.
Сидевший на корточках отпрыск привлек внимание Минотавра, и он замедлил шаг, прежде чем сообразил – копна волос, спутанных и растрепанных. Вот что отличало его от прочих! Конечно, логичнее принять волосы за украшение, скрывающее голую кожу, но вряд ли кто щеголяет искусственными волосами в столь удручающем состоянии. Волосы отпрыска выглядели настоящими.