Лабиринт Данимиры (СИ)

Разумный совершеннолетний человек, каковым я начала считать себя с сегодняшнего утра, испарился, едва я переступила порог «Елисеевского». Сначала я долго фланировала вдоль прилавков, глазея на витрины, декорированные таким образом, что провизия становилась произведением искусства, потом посидела под гигантским ананасом в центре зала, где взяла себе молочный коктейль с ананасовым же мороженным. Когда коктейль подошёл к концу, я с удовольствием похрюкала через трубочку, возя ею по дну высокого стакана. Затем я снова побродила по кондитерскому отделу и в результате не удержалась — набрала всего понемножку. И вовсе не потому, что так уж любила сладости, а просто потому, что выглядели они так мило, что сами по себе могли служить украшением стола.

Когда я вышла из дверей «Елисеевского», кто-то вдруг дёрнул меня за рукав.

— Барашек! — услышала я голос Ксении, и, обернувшись, увидела всю компанию: Ксению, Люду, Аню и Ангелину. Мартин, понятное дело, маячил за их спинами.

Встреча была нежданной. Я уже настроилась на штиль со Снежинкой, а ведьмы Мартина обычно общались в стиле «буря и натиск». К тому же я совершенно не понимала, что про меня думает Мартин. Действительно ли он поверил, что я не отталкивала его?

Честно говоря, я и не хотела видеть его до разговора с родителями. Странности внезапно стали казаться мне опасными. А что если я причиню ему реальный вред?

Я растерянно поздоровалась с ведьмами и, мысленно съёжившись, бросила на Мартина виноватый взгляд.

Он изменился. Выглядел Мартин как человек, недавно перенёсший тяжелейший грипп: впалые щёки, голубые полукружья под глазами, которые на осунувшемся лице стали казаться ещё больше. Какой-то он стал…  прозрачный…  Болел? Не мог же он до такой степени переживать нашу размолвку…  или мог? И как теперь себя вести?

Но тут Мартин улыбнулся — едва заметно, краешками губ…  глаза его были грустны и серьёзны, но ведь он мне улыбнулся!

У меня отлегло от сердца. Действительно, если бы он сердился, Ксения не стала бы меня окликать: при всём её уме и шарме Ксения слушалась Мартина как хорошо выдрессированная овчарка.

Может быть, робко подумала я, всё ещё можно исправить? То, что произошло две недели назад, — нелепица, бред, какое-то идиотское стечение обстоятельств…  Неправда, что у нас нет времени. Мне просто нужна помощь родителей, и скоро всё разрешится.

От этих мыслей меня отвлекла Аня, заглянувшая в один из пакетов.

— О! Барашек затарился шампанским! — весело воскликнула она. — А закусывать будет шпротами — мадемуазель знает толк в извращениях! По какому случаю шикуем?

Мне ничего не оставалось делать, как признаться, что у меня день рождения.

— Вау! — завопили все, даже обычно молчаливая Люда.

— И сколько нам стукнуло?

— Восемнадцать.

Все снова закричали «Вау!», и я, смущаясь, поспешила добавить:

— Но я не праздную. Только чуть-чуть шампанского — вечером, дома.

Теперь раздалось дружное «Фу-у-у!»

— Ты сошла с ума, — прокомментировала мой лепет Ксения. — Встречать восемнадцать лет в одиночестве — как это глупо и бессмысленно!

Я хотела было возразить, что вовсе и не в одиночестве, но смолчала. Ни у кого из них не было фамильяра, вряд ли они смогли бы понять, как нам со Снежинкой хорошо вместе.

— Эх, где мои восемнадцать…  — мечтательно протянула Аня, будто была глубокой старушенцией. Затем она окинула меня внимательным взглядом и с возмущением произнесла: — Нет, вы только посмотрите на неё! Наверняка она и вечером будет в таком же виде.

— А в каком таком виде?.. — пробормотала я. — Нормальный такой вид…  Майка, джинсы — всё почти новое…  И чистое.

— И снова эти тапочки! — скривившись, сказала Ксения. — Барашек! Я ненавижу твои тапочки!

Дались им всем мои тапочки, подумала я, вспомнив, что и Снежинка говорила мне то же самое.

Люда вдруг сказала:

— Ксюнь, ну сделай из Барашка человека, ты же можешь!

Все оценивающе посмотрели на меня. Мартин тоже посмотрел, и под его длинным взглядом я почувствовала себя как на раскалённой сковородке.

— Сегодня вечером Данимира должна быть самой красивой, — негромко произнёс Мартин, и Ксения сразу же задумчиво прищурилась, как она обычно делала перед тем, как произвести какой-нибудь особо замысловатый колдовской пас.

Я испугалась. В воображении немедленно нарисовалась живая картина, как на меня накидывают магическую вуаль, такую же яркую, как у Гели, и превращают в раскрашенную куклу.

— Я не хочу вуаль, — поспешила сообщить я. — Не надо, мне и так нормально!

Ангелина взглянула на меня с холодком, будто прочла мои мысли, а остальные ведьмы засмеялись.

Ксения, усмехаясь, обронила:

— Не дрожи, Барашек, обойдёмся без вуали. Пойдёшь с нами, и сегодняшним вечером будешь самая красивая.

Как захотел повелитель, мысленно продолжила я. Иногда рабское подчинение Ксении начинало вызывать во мне ощутимое раздражение. Как будто она предложила Мартину свою идеальную внешность, свой яркий ум и, обнаружив, что ничего этого ему не надо, пыталась теперь привязать его к себе другими узами — жалкими, но липкими узами, которыми послушный раб привязывает к себе тщеславного господина.