Лабиринт

Русские создали учрежденая задача которого состояла в проверке всех публикуемых материалов по различным отраслям науки, статистики, химических формул и т.п. с тем, чтобы фальсифицировать их в ключевые моменты. В то же самое время это учреждение тщательно контролировало исследования в различных областях и, в соответствии со специальными правилами секретности, распространяла достоверные материалы только среди тех русских ученых и инженеров, которые нуждались в них для работы. Поэтому данные о населении и другая демографическая информация, как и карты Советской России, фальсифицировалась. Хотя все эти ухищрения не могли нанести нам серьезного ущерба, они существенно осложнили нашу работу. В качестве еще одного примера из деятельности института Ванзее хочу привести случай, произошедший в 1943 г. Мы уже пережили катастрофу под Сталинградом, заставившую Гитлера обьявить "тотальную войну". Немцы все еще удерживали свои позиции в России, но понесли тяжелые поражения. Вскоре мы должны были лишиться северной Африки, а с ней и возможности угрожать жизненно важной для англичан транспортной артерии через Суэц, что усиливало вероятность союзной высадки на континенте. Эти факторы, вместе взятые, должны были привести к повороту в нашей политике и военной стратегии в России, уже не говоря о нашей оккупационной политике в покоренных странах.

Суммировав свои соображения, я представил их Гиммлеру. Я сознательно ограничил свои рассуждения Советским Союзом, так как хотел сделать достоверный и солидный доклад о русском промышленном и военном потенциале, проанализировать его до малейших деталей. Мы использовали все наши разведывательные источники и данные допросов тысяч русских пленных. Моей целью было утвердить руководителей в мысли о необходимости или, скорее, даже мобилизовать и использовать все ресурсы в оккупироавнных Германией областях России. В конце доклада я высказал несколько крайне смелых и политически заостренных предложений. Я намеревал устроить встряску руководству. На мой взгляд, следовало отозвать из страны рейхскомиссаров и "айнзатцгруппы" - специальные подразделения, которые "чистили" германские тылы. Следовало бы немедленно создать автономные государства и одновременно полностью пересмотреть организацию германской администрации в вопросах промышленности и сельского хозяйства.

Так появился отчет на пятидесяти страницах с солидными приложениями. В целом, это была хорошая работа. Однако, после того, как Гитлер прочитал ее и обсудил с Гиммлером, он велел арестовать по обвинению в пораженческих настроениях экспертов, помогавших составлять доклад. Это был триумф Кальтербруннера. Позднее от встретился с Гиммлером и заявил последнему о моей "интеллектуальности" и из ряда вон выходящем поведении. Кальтербруннер попенял Гиммлеру на его фаворитизм и требовал подчинить меня тем, же порядкам и дисциплине, что и других руководителей отделов Управления имперской безопасности.

Мой следующий разговор с Гиммлером был очень жестким. Он раскритиковал всех моих экспертов, назвал ученых из института Ванзее, в частности профессора А. - их шефа, агентами НКВД. Он обрушился и на меня, заявив что я, очевидно, не справляюсь со своими обязанностями и что я подпал под влияние пораженцев из числа моих подчиненных. Слушая шефа я не мог подавить улыбку, чем бы мне эта история ни угрожала. Гиммлер был удивлен так, что смотрел на меня испуганным кроликом: он никогда раньше не сталкивался с подобным неподчинением. Но отреагировать иначе я не мог. Психологически я поступил правильно, и моя выходка разрядила напряженную ситуацию. "Анфант террибль", - сказал он, покачав головой, и я понял, что победил.

Тогда я принялся спокойно, но уверенно отстаивать мою позицию. Через два часа и речи не было о том, чтобы кого-нибудь арестовать. Передо мной сидел, глубоко задумавшись Гиммлер и покусывал ноготь большого пальца. "Ну, если вы правы, это ужасно, - сказал он. - Но нельзя допустить, чтобы интелигентские бредни толкало нас к демонстрации своей слабости слишком многое поставлено на карту. Если нам на этот раз не удастся одолеть Восток, мы исчезнем из истории. Полагаю, что мы можем реализовать ваши соображения только после победы над Россией".

"Дело именно в том, - отвечал я, - когда начинать новую политику. Но ядолжен повториться:если м ыне начнем сейчас, у нас видимо, так и не будет шанса начать."

В конечном итоге, убедить Гиммлера мне не удалось. Однако я смог отстоять политическую линию своего отдела и своих сотрудников. Сегодня все это может показаться малозначительным, особенно для того, кто никогда не участвовал в войне нервов и не в состоянии понять неизбежные волнения и разочарования. Чтобы решиться продолжать собственную линию, требовалось определенное мужество: Гитлер отличался болезненной чувствительностью и испытывал патологическую подозрительность, возраставшую прямо пропорционально общему ухудшению ситуации.

27 "Красная капелла"