Лабиринт

Вплоть до трагического конца Гитлер и Гиммлер отказывались официально признать генерала Власова и использовать его силы. Это было принципиальной ошибкой, проистекавшей из высокомерного нежелания предоставлять автономию кому бы то ни было. Другими же источниками являлось подозрение, что Власов не вполне искренен и может открыть русским важный участок фронта. Опасались и возникновения организовало сопротивления в Германии. При столь огромном количестве иностранных рабочих, особенно миллионов советских русских, такую возможность действительно не следовало исключать.

Сложившуюся ситуацию Мюллер использовал в качестве своего любимого козыря. Он указывал на растущую угрозу со стороны противника внутри Германии и подчеркивала, что в таких условиях он не может гарантировать индустриальный мир. Но на эту проблему сомнения в надежности Власова не влияли: всегда была возможность поместить армию Власова на таком участке фронта, где немецкие подразделения смогли бы предоставить ее переход на сторону противника.

Имел место и неприятный конфликт по поводу того, кто должен осуществлять руководство Власовым и его армии. Этот конфликт, должно быть, смешил и самого Власова. Претензии на его формирование сначала предьявляла армия, потом аналогичные претензии появились у министерстав по делам восточных территорий Розенберга, затем у Гиммлера, наконец, как это ни покажетяс странным, свои права заявил и Риббентроп. Наилучшим выходом было бы посадить всех этих господ на казацких лошадок и отправить в бой в авангарде власовской армии. Это разрешило бы проблему раз и навсегда.

После завершения психологической и идеологической подготовки добровольцев начались практические занятия с особым упором на изучение радиотехники. Из-за большого количества добровольцев и нехватки преподавателей их подготовка велась в соответствии с требованиями воинской дисциплины, но так как все добровольцы всегда пользовались кличками, возникала большая неразбериха.

Конечно, НКВД удавалось наносить нам ощутимые потери. Более того, энкаведисты стали засылать через линию фронта своих людей, чтобы внедриться в число участников операции "Цеппелин" и подорвать ее изнутри.

Для заброски агентов в наше распоряжение была предоставлена эскадрилья боевых самолетов, однако военный и политический секторы разведки в то время все еще работали раздельно. Поэтому задания одних часто противоречили заданиям других, и мы вынуждены были делить друг с другом ограниченное количество самолетов и еще более ограниченное количества топлива. По этим причинам график заброски агентов с различными заданиями чем дольше, тем больше нарушался. Между тем ничто не действует на психику агента более негативно, чем слишком долгое ожидание. Поэтому мы создали из агентов, ожидающих задания боевое подразделение под названием "Дружина". Оно должно было поддерживать порядок в нашем тылу, и, в случае необходимости, вести антипартизанскую войну. Командовал "Дружиной" русский полковник Родионов по кличке "Жиль", с ним мне случалось побеседовать. Из этих разговоров я понял, что его первоначальная оппозиция сталинизму стала исчезать. По его мнению, немцы чудовищно относились к русскому населению и военнопленным. Я и сам пытался против этого отношения протестовать. С другой стороны, мне приходилось отстаивать точку зрения Гиммлера. Я посоветовал Жилю не забывать, что сама война и методы ее ведения становятся все более жестокими и безжалостными с обеих сторон. Когда же речь заходила о партизанской войне, то возникали сомнения, не были ли русские столь же или даже больше немцев виновны а преступлениях.В ответ он напомнил мне о пропаганде, рассуждавшей о русских "недочеловеках". Но ведь он сам, отвечал я, выбрал термин "пропаганда" - в военное время сложно соблюдать четкие моральные нормы. Я полагал, что белорусы, украинцы, грузины, азербайджанцы, жители Средней Азии и другие меньшинства поймут, что все эти лозунги являются порождением военной пропаганды.