Как раз в это время вскрылись вопиющие факты в деятельности зарубежной политической информационной службы (АМТ VI). В результате мер, принятых Гейдрихом, многие сотрудники были подвергнуты дисциплинарному взысканию, и даже поговаривали о том, что против некоторых из них будут возбуждены уголовные дела. Последовавшие безжалостные репрессии показали, чего можно ожидать мне, если я когда-нибудь дам такой повод.
Профессиональные промахи сотрудников управления были гораздо более серьезными, чем их личная распущенность, но даже самые жесткие карательные меры вряд ли смогли бы способствовать улучшению результатов. Я был более чем когда-либо уверен, что эффекта можно добиться только случае полной перестройки управления. Но в этом случае этим пришлось бы заниматься в середине войны и, так сказать, под наблюдением вражеских спецслужб, под руководством начальства, которое не имело ни малейшего понятия о нуждах секретной службы, что, естественно не могло облегчить поставленную задачу.
Интересно, что именно в это время Мюллер предпринял первый открытый выпад против самого существования этой организации. Он убеждал Гейдриха полностью распустить АМТ VI, отказаться от заграничной секретной службы, действующей в качестве самостоятельного подразделения, а вместо этого сконцентрировать усилия на "Службе наблюдения за противником" в составе АМТ IV - управления, которое возглавлял сам Мюллер.
В тот вечер Гейдрих приказал мне сделать ему отчет. Он повторил для меня план, предложенный Мюллером и добавил с сарказмом: "И все-таки, он всего лишь ограниченный полицейский чиновник." Он попросил меня обдумать эту проблему очень тщательно и затем продолжил: "Теперь я пришел к определенному решению: после того как начнется русская кампания, я собираюсь назначить вас заместителем начальника АМТ IV, а затем, через две недели, сделаю вас начальником. Это новое для вас назначение - возможно, самое трудное из тех, с которыми вы до сих пор сталкивались. Поэтому я дам вам время очень внимательно все обдумать, и когда вы закончите, мы проведем вечер в моем охотничьем домике, где сможем обсудить этот вопрос спокойно и тщательно."
Он поднялся и очень торжественно протянул мне руку. Я вышел из кабинета с бьющимся сердцем. С одной стороны, я был очень счастлив получить, наконец, назначение, которого я ждал так долго. С другой - я был несколько угнетен, что причиной его послужил столь прискорбный провал. С самого начала я почувствовал возложенную на меня колоссальную ответственность. Я был готов принять ее на себя, и, видимо, понятно, что несмотря на мою перезагруженность работой, новая задача взволновала меня, и мои мысли уже начали обращаться к новому полю деятельности.
21 июня 1941 г. Канарис пригласил Гейдриха, Мюллера и меня позавтракать у "Хорхера" - в одном из самых модных берлинских ресторанов. Я знал причину этого - он пытался в последний раз предостеречь Гейдриха и Мюллера против чрезмерно оптимистического отношения к русской кампании. Это было типично для Канариса - использовать, казалось бы, случайный завтрак для изложения своего мнения по вопросу, представлявшему для него исключительную важность. Он хотел заручиться поддержкой Гейдриха против оптимистической позиции Верховного командования вермахта, так как он чувствовал бы себя гораздо более уверенно, если бы имел возможность сказать: "Гейдрих тоже не слишком оптимистичен в оценке ситуации."
Но Гейдрих особо не беспокоился. Он сказал: "Вчера за обедом Гитлер пребывал в очень серьезном настроении. Борман пытался расшевелить его. Он обратился к нему: "Сейчас вы перегружены великими заботами - от вас одного зависит успешное завершение этой великой кампании. Провидение выбрало вас орудием для решения будущего целого мира. Лучше меня никто не знает, что вы всего себя отдали этой задаче, что вы изучили мельчайшие детали этой проблемы.
20. На пути к единой разведывательной службе.
Мои новые обязанности - Проблемы и планы
- Разговоры с доктором Мельгорном - Реорганизация отдела - Создание комиссии по проверке
- Мы поражены оккупацией Исландии- Гейдрих предлагает слить СД с гестапо-Противодействие этому плану - Мой кабинет
22 июня 1941 года, в день когда наши армии вторглись в Россию, после беседы с Гейдрихом, продолжавшейся едва ли более три минут, я вошел в здание, в котором размещался VI отдел, чтобы приступить к выполнению обязанностей его шефа. Слухи о моем назначении циркулировали уже несколько дней. Несколько серьезных и здравомыслящих сотрудников искренне приветствовали это решение. Подавляющее большинство же испытывало широкую гамму чувств, от откровенного разочарования до настороженного ожидания.