Лабиринт

— В милицию?! — и вовсе впадая в истерику, вскрикнула Елена Егоровна, и телефонная трубка, вырвавшись из ее ослабевших рук, грохнулась со всего маху о тумбочку, на которой стоял телефонный аппарат, и потащила его за собой на пол.

Елена Егоровна машинально наклонилась, чтобы подобрать разбитый телефон, и услышала, как за ее спиной шлепают по полу босые ноги.

— Никакой милиции! — грубо вцепившись в ее плечо, взвизгнул противно дребезжащим голосом Николай Тихонович. — Никто разумный сам не напрашивается под надзор милиции, разве вам это не ясно?! Ступайте спать! К утру ваша скромница объявится. Возможно, уже не девственницей, но ничего худшего, уверяю вас, с ней не произойдет…

Елена Егоровна дернулась, как ужаленная, мельком увидела перед собой гневное, недоброе лицо Николая Тихоновича и поняла, что вряд ли сумеет преодолеть разделяющее их в эту минуту расстояние в один метр. Удерживая срывающееся в пропасть сознание, Елена Егоровна отвесила Николаю Тихоновичу тяжелую пощечину и, разом утратив последние силы, свалилась в обмороке…

Она не помнила, как оказалась на Сонечкиной кушетке в кухне. Сама или с помощью Николая Тихоновича добралась туда? И кто из них вынул из холодильника валериановые капли и снотворное, которые усыпили ее до рассвета? «Чуть большая доза, и не очнулась бы», — пронеслась, не задерживаясь, угнетающая мысль.

Елена Егоровна с трудом поднялась, порадовалась свету, уже забрезжившему за окном, и, не оглядываясь, стремительно выбежала на посветлевшую, уже не такую недоброжелательно мрачную улицу.

Тем временем Сонечка, проснувшись на драном матрасе без простыни, небрежно брошенном поверх деревянной скамейки, никак не могла смекнуть: где же она находится и что с нею стряслось, если она не дома?..

Голоса Арины, Дикаря и Лынды в соседней комнате, как наскоро сооруженный понтонный мост, перенесли ее во вчерашнее безумие, заставили содрогнуться от собственного, не свойственного ей безрассудства.

Что она натворила? Как позволила себе упасть так низко? Как оправдается она перед мамой, которая наверняка сбилась с ног, разыскивая ее повсюду, и уже, наверное, сошла с ума от неведения?..

Можно представить себе, какой грязью обольет ее Николай Тихонович, если узнает, как она провела эту ночь. И самое горькое, на сей раз будет прав. Чем отличается она теперь от панельной шлюхи, соглашающейся лечь в постель с первым встречным? Нет, она такая же испорченная, гадкая потаскушка. И все, все кому не лень немедленно узнают об этом. Колюня, уязвленный ее любовью к другому человеку, раззвонит в школе о ее падении… Хоть бы не наставал этот следующий день, способный одним махом разрушить хрустальный замок, развеять сладостную истому, вселить в распотрошенную душу стыд!..

— Слышь, Чумка, — склонилась над ней Арина, услышав, как она крутится с боку на бок и тяжко вздыхает, — Ты не боись и не страдай понапрасну. Когда-никогда это должно было случиться. Теперь ты как все, нормальная девчонка, не тютя. И если ты сама не расколешься, никто ни о чем не узнает, врубилась? Скажешь матери, что какие-то хулиганы заперли нас с тобой в подъезде и мы ночевали на лестнице, пока жильцы не проснулись. Сумеешь соврать? Ложь во спасение не грех, уразумела? Смотри, Чумка, трепанешь лишнее, не только тебе, всем нам кранты. И ты сраму не оберешься. Ты поняла?..

— Я должна немедленно позвонить маме, — сказала Сонечка, поразившись незнакомому звучанию своего голоса. — Мама с ума сошла из-за меня.

— Ну и позвонишь, — успокоила Сонечку Арина. — Мальчики наши смылись, чтобы вместе не мозолить глаза кому не следует. А мы с тобой не спеша кофейку хлебнем, оденемся, прихорошимся и прогуляемся по воздуху. Мои на работу оторвутся, ты от меня и позвонишь маме. Твоя форма у меня вроде осталась, так что от меня и потопаем в школу…

Арине всегда все ясно, и нет проблем, способных поставить ее в тупик. Сонечка же чувствовала себя запутавшейся, изможденной, и пустота вокруг, нервно напряженная пустота, никак не напоминала ей о исчезнувшем счастье и не обнадеживала, что оно повторится.

Сонечка нерешительно поднялась, словно после долгой и тяжелой болезни, проверила, сможет ли двигаться, как прежде, и неуверенно заковыляла к разбитому столику, отхлебнула глоток уже остывшего кофе…

Карабкаясь вслед за Ариной по неудобным железным скобам и ползком следуя за подругой по узкому длиннющему темному тоннелю, Сонечка непрестанно думала о маме, о том, как преданно любит ее, как хочет поскорее прижаться к ее плечу, повернуться макушкой под нежную, теплую руку, попросить прощения… «Мама не поверила бы, что я не страшусь темноты, — улыбнулась Сонечка своим раздумьям. — Она похвалила бы меня, что я уже не такая робкая и застенчивая, как раньше…» Сонечке стало грустно, и уже навернулись печальные слезы, но тоннель кончился. Арина протянула ей руку, вытащила наверх, на воздух.