Лабиринт

Однако во всём этом был и положительный момент: я всё время был предоставлен самому себе. В возрасте от семи до одиннадцати лет у нас была своя дворовая компания из четырёх мальчишек, с которой мы проводили большую часть дня после школы. Помимо меня в этой команде трое были из откровенно неблагополучных семей, поэтому мы все могли шляться по улицам допоздна и там, где хотим – никому не было дела. У нас был штаб на местной свалке, который мы собрали из мусора. И там у нас даже была своя мастерская, на которой мы делали фигурки из свинца: разбивали отработанные аккумуляторы, плавили их внутренности на костре в жестяной банке из-под растворимого кофе и отливали в формы. Прекрасно помню тот день, когда мы решили оптимизировать процесс и, чтобы не ждать медленного остывания жидкого свинца в формах, решили поливать его водой из канавы. При первой же попытке вода, при попадании на форму, резко вскипела от всё ещё расплавленного свинца, и его куски попали на лицо одному из мальчиков, кажется, его звали Вова. Глаза не пострадали, но то, как он орал, когда мы отковыривали припёкшийся металл с его щёк, я запомню навсегда. Шрамы остались, но небольшие – выглядел он с ними скорее мужественно, чем пугающе. К одиннадцати годам результаты семейных обстановок у них и у меня принесли разные плоды, и они пошли своим путём, а я своим. Больше мы не общались, и я остался совсем один.

Прекрасно помню тот день, когда, возвращаясь в двенадцать лет домой из школы, я слушал плеер и никак не мог понять, с какой целью проезжающая электричка так пронзительно и не переставая гудит, мешая мне разобрать мелодию, ведь, подъезжая к станции, они по традиции ограничивались формальным коротким звуковым сигналом. Понял я суть такого продолжительного гудения лишь тогда, когда кто-то, схватив меня сзади за рюкзак, резким движением одёрнул меня за мгновение до того, как поезд пронёсся в пяти сантиметрах от моего носа. Много позже, лишь четыре месяца назад, я узнал от своего психотерапевта, к которому после развода я ходил скорее от скуки, чем от наличия каких-то беспокоящих меня проблем, что это была подсознательная попытка самоубийства, которая несомненно бы удалась, если бы не вмешалась бабушка, торгующая семечками рядом с переездом. Когда эта ситуация произошла, я просто взял и пошёл дальше, слушая начавшуюся песню, даже не поблагодарив бабулю. Об этой истории в семье никто так и не узнал.

В семнадцать лет я кое-как умудрился успешно пройти вступительные экзамены в один из ВУЗов Питера – мне было не важно, куда поступать, главное, подальше от дома – и в конце августа я половину из всех своих накопленных денег потратил на билет до Санкт-Петербурга. Никому не сказав, я просто собрал свои вещи и уехал из дома. Лететь нужно было четыре часа, а так как разница с Новосибирском в часовых поясах тоже составляла четыре часа, то фактически я должен был прибыть в Питер примерно в то же время, что и вылетел из моего города. В тот момент я наблюдал в иллюминатор за движением солнца на небе – оно было неподвижно, и я ясно представлял у себя в голове, что самолёт парит в воздухе на месте, компенсируя работой двигателей сопротивление воздуха, а земной шар медленно вращается под нами. Не я улетал из того ада, в котором жил, а сам земной шар уносил всё моё прошлое за тысячи километров от меня.

Через три дня мне позвонила мать с резонным вопросом о том, где я и какого чёрта не появляюсь дома. Я сказал ей, что теперь учусь в Питере, уже заселился в общежитие, и что в ближайшие пять лет, а в идеале больше никогда, возвращаться домой не собираюсь, и получил огромное моральное удовлетворение от тех пяти секунд её молчания, когда она не могла произнести ни слова от удивления. Я не помню, о чём шёл разговор дальше, но с тех пор она лишь пару раз поздравляла меня по телефону с днём рождения, а потом и вовсе перестала звонить.

Я поддерживал связь с Верой, когда она была школьницей. Затем она поступила учиться в Москву на факультет, связанный с нефтепереработкой, и у нас была традиция встречаться раз в месяц. Поочерёдно она приезжала ко мне на выходные в Питер, и я к ней в Москву. В первое время она пыталась заводить разговор о семье, но быстро поняла, что мне это не интересно и больше об этом никогда не заговаривала. Несмотря на то, что я с ней периодически созваниваюсь, последний раз я её видел шесть лет назад на её выпускном. После этого она уехала во Владивосток работать по специальности. Приятно было думать о скорой встрече с ней: в ноябре у неё будет свадьба, на которую она меня пригласила.