— Ну, время такое… Молодое, — я развел руками, — мы выбираем, нас выбирают.
— И выбрал? — он неожиданно остро глянул на меня.
— Да, — сказал я твердо.
— М-мм? — протянул папа заинтересовано, — скажешь?
"Собственно, что скрывать?" – подумал я.
— Афанасьева.
— А! — без малейшей паузы с энтузиазмом откликнулся папа, — рыжая мама. Такая… Видел на собраниях. Да, одобрям-с.
Я многозначительно поиграл бровями.
— Ну, в смысле, дочка ж на маму похожа? — заюлил он, отводя от себя подозрения, и, потупившись, потянулся к бутылке.
— Хм… Ну понятно, — Иннокентий пододвинул рюмашку под разлив. — И хобби себе нашел, да? Или будущую профессию? Думаешь стать великим математиком?
— Хобби у меня – кройка и шитье. А как с математикой отношения сложатся – неизвестно. Но наука красивая.
— Кстати, — вмешался папа, — представляешь, Кеш, он себе сам за неделю джинсы сшил – от настоящих не отличить, даже пуговицы и нашлепку на карман настоящие нашел. И на меня две рубашки сшил. Во, смотри, на мне одна как раз!
Иннокентий пощупал, поцокал и вновь повернулся ко мне:
— В математике-то ничего пока не открыл?
— Какое открыл! Грызу основы.
— По пять-шесть часов в день, отец говорит?
— Силы есть – грызу. Заканчиваются – отдыхаю, — я чуть недоумевающе посмотрел. Что-то допрос начинает напоминать.
— Да нет, Володя, все нормально, — невпопад сказал Кеша, повернув голову к папе, — я тебе уже сейчас могу сказать. Ну, почти… Но кто не без странностей?
Папа отчетливо выдохнул и чуть порозовел.
— Ну и слава богу, — мне показалось, что он сейчас перекрестится, но вместо этого он решительно тяпнул рюмку. — Отрицательный результат – тоже результат. Хороший.
Я приподнял бровь, показывая, что потерял нить беседы.
— Да напугал ты меня! — воскликнул папа, гневно двигая бородой, — этим своим математическим энтузиазмом!
Горлышко бутылки чуть постучало по рюмашке, и несколько капель пролилось мимо.
— Тьфу! — с чувством констатировал папа, — аж руки дрожат. Я ж шизу у тебя заподозрил. Бред изобретательства или вред величия.
— Хм… — я с трудом удержался, чтоб не засмеяться, — бред величия? Я сильно чем-то хвастал?
— Ну… — папа неопределенно поводил рукой в воздухе. — Скрытый бред.
— Скрытый бред? — переспросил я и, не сдержавшись, заржал.
— Хех, скрытый бред – это бред, — поддержал меня Иннокентий.
— Да откуда я помню! Я ж нормой занимаюсь. А психиатрию аж когда проходили… — папа начал оправдываться.
— Ладно, — я поднялся, — раз со мной все выяснили, я пойду?
— Погодь, — папа качнул головой, — себя надо знать. Садись, послушай анализ.
Я сел и посмотрел на посерьезневшего Иннокентия.
— Ну что, — тот задумчиво поскреб щеку. — Продуктивной симптоматики нет. Обычно манифестирует с нее, с бреда или навязчивых идей. Но тут все чистенько. Кроме того, что более важно, нет негативных симптомов. Понимаете, когда неспециалисты говорят о шизофрении, то в первую очередь упоминают именно бред или галлюцинации. Потому что это – ярко и необычно. Но они бывают заметны не всегда, в период рецессий этой симптоматики может и не быть. Поэтому для нас, психиатров, важнее негативная симптоматика. Ослабление интеллектуальных, волевых и эмоциональных функций при шизофрении определяется всегда.
Он говорил четко, размеренно, с акцентированными смысловыми ударениями. Сразу видно опытного лектора.
— Само название "шизофрения" означает "раскол". Обычно считают, что это раскол сознания, будто бы у человека появляется две личности. Но это глубокое заблуждение, так не бывает. Шизофрения – это раскол, расщепление души. Часто сложно сформулировать, в чем именно раскол, но он ощущается как особая странность. Возникает интеллектуальная расщепленность – утеря единства мышления, восприятие каких-то мыслей, как отдельных от себя "голосов". Волевая расщепленность – желание что-то сделать и, одновременно, нежелание это делать. Эмоциональная – одновременное присутствие несовместимых друг с другом эмоций. Причем это совсем не похоже на обычного человека, запутавшегося в своих чувствах, который, например, любит и ненавидит одновременно. У больного нет ощущения внутренней борьбы. Противоположные чувства, мысли и волевые движения, как рыбы, ходят рядом, не мешая друг другу.
Иннокентий поправил очки, задумался, потом продолжил: