Закрыл глаза и пару раз пшикнул на себя из пульверизатора. Забористый "шипр" разошелся, оставляя легкий запах бергамота и чего-то еще на донышке, горьковатого и свежего, как осенний лес после дождя. Жаль только, что это именно запах, а не аромат.
"Все, — усмехнулся я и гордо задрал подбородок. — Предпродажную подготовку прошел. Лучше все равно не сделать".
— Господи, — неожиданно блеснули в зеркале мамины глаза, — как быстро вырос-то!
Я повернулся, расплываясь в довольной улыбке. Это была моя мечта последних месяцев – вырасти. Болезненно надоело глядеть на девушек снизу вверх.
Мама вдруг хлюпнула носом и горестно добавила:
— Нет бы еще несколько лет в солдатиков поиграл… С железной дорогой повозился… Как быстро все пролетело!
— Ну, ну, — я успокаивающе приобнял ее, — если так хочешь, приду из школы и поиграю. Они наступают! Бам-ц стрелками из пистолета, бам-ц! И тут ты врываешься с тряпкой и кричишь "не порти полировку"!
— Да и порти! — мама еще раз шмыгнула носом и, чуть отойдя от расстройства, с неожиданной гордостью сказала, — а волосом в меня пошел. Густой, расчески зубья теряют.
Я мельком глянул на отражение. Лет через двадцать от этой густоты останется лишь "волос от волоса на расстоянии голоса", и как бы я ни ломал историю об колено, вот это – не изменить. Есть в жизни константы.
Неприятным червячком шевельнулось чувство вины, но я его тут же прихлопнул. Да, в этот раз я лишил маму нескольких лет своего детства. Но, может быть, потом будет больше поводов для гордости?
Подхватил портфель со сменкой, принял от мамы букет георгинов для Зиночки и сбежал по лестнице вниз. Сладко заулыбался, в сотый раз фантазируя долгожданную встречу: короткий миг радостного узнавания, свет в распахнутых навстречу глазах, и, увы, лишь короткое ласковое прикосновение к предплечью – ибо школа.
Нетерпение гнало меня вперед, а ноги сами несли по исхоженному маршруту. Поворот, переход, полу-бегом через проходной дворик какого-то проектного института, еще поворот, и вот впереди, за мешаниной из пышных белых бантов, воздушных шаров и букетов гладиолусов я углядел долгожданный тонкий профиль. Крепко вцепившись в Ясю, Тома нервно озиралась по сторонам.
Я ускорился, торопливо протискиваясь сквозь веселую толчею. Насколько вижу отсюда, свое обещание я уже выполнил: теперь мы с ней практически одного роста. Если без каблучков. А через годик, когда набавлю еще дециметр, мне будет все равно, какой высоты у нее платформа.
Обогнув кого-то из младших, я неожиданно возник у девушек с фланга и радостно воскликнул:
— Привет, красавицы!
Реакция оказалась неожиданной: увидев меня, Тома шарахнулась за Ясю, и в глазах ее заплескала откровенная паника.
Вот не понял… Я недоуменно моргнул, и моя восторженная улыбка померкла. А где бурная встреча после долгой разлуки?
— Здравствуй, Андрей, — настороженно глядя на меня, кивнула Яся.
Тома покусала уголок губы и повторила ломким эхом из-за ее плеча:
— Здравствуй, Андрей.
Во мне что-то хрустнуло, надломившись, и я непроизвольно сделал полшага назад. Между нами повисло глухое молчание.
Я приподнял бровь и попытался заглянуть в зелень глаз напротив, но Тома тут же начала коситься куда-то вбок, деланно не замечая немого вопроса. Ветер прошелся по ней, теребя на виске прядку осеннего цвета, и улетел, а тишина на нашем пяточке осталась, став оглушительной.
Сглотнул, безуспешно пытаясь смочить внезапно пересохший рот, и перевел вопрошающий взгляд на Ясю. Та заломила брови домиком и беззвучно шевельнула губами.
Что?
Я напрягся, пытаясь разобрать.
"Потом"?
Еще раз неверяще посмотрел на Тому и, неловко кивнув, шагнул вбок. Вслед мне полетел отчетливый вздох облегчения.
Линейку я провел в странном оцепенении. Нет, я здоровался с ребятами, кивал и что-то отвечал, кривился в нужных местах улыбкой. Но мы были порознь – мир и я.
"Да, здоров! Сергея Захарова на химию послали? Угу, слышал. Да, скоропортящийся талант. Зорь, а ты еще больше похорошела. Не, ну правда же! И ты, Кузь, и ты, куда ж без тебя… В каком месте похорошела? А коленки у тебя красивые. Нет, и раньше нравились. Да точно говорю. Что значит "негодяй"? Почему раньше не говорил? Так, это… Молчал, глубоко изумленный…"
Но все это я выдавал на автомате, почти без участия сознания. Между мной и миром словно опустилось толстое стекло, истребив оттенки и приглушив звуки. Пашка, чутко уловив мое состояние, переводил разговоры на себя. Впрочем, новый класс, слепленный из двух половинок, деловито принюхивался и притирался, и ему было не до одного выпавшего в астрал одноклассника.
Мелькнул вдали вглядывающийся в меня Гадкий Утенок. Я кинул ей в просвет между головами улыбку, и она вспыхнула в ответ искренней радостью. Я смущенно отвел глаза.
"Хм… А не такой уже и гадкий", — мой взгляд, невольно став оценивающим, вильнул в ее сторону еще раз. — "Тоже вытянулась. Пожалуй, уже больше девушка, чем девочка".