Река в Бестерленде появлялась из ниоткуда и впадала в никуда. В проекте ландшафта Нового мира, естественно, было море, куда должна была впадать Река. Реки вообще
Дико кричащие, молящие о помощи обитатели лагеря, сброшенные земляной волной в волны речные, неслись в бушующей реке навстречу морю уже много часов.
Деда Пихто, уже несколько дней наблюдавшего чудо рождения моря у самого «края земли», катаклизм, конечно, напугал не на шутку: старик решил, что пришел его последний час, и Слуги Сатаны добрались-таки до его несчастной душонки. Но на «краю земли» волна «цунами» была значительно ниже, а Пихту-то и вовсе не задела. Он оторопело наблюдал, как невдалеке вздыбливается лес, как сталкиваются берега реки, как по ее руслу, будто огромный ошалевший зверь в море несется огромная волна. Но колоссальная стена воды, со страшным грохотом в один прыжок перелетев созданную уже часть моря, беззвучно канула в Ничто, словно маленькая капля, оставив лишь невысокие волны в качестве воспоминания.
А потом, через несколько часов, раздались крики о помощи и в потоке грязной воды появились отчаянно барахтавшиеся люди. Не сразу Пихто узнал в них жителей Последней Обители, а потом с ужасом наблюдал их страшную смерть, когда волны реки выбрасывали людей через узкую полоску моря в черное Ничто. Его недавние знакомцы: солдаты и охранники, «звездуны» и простые гражданские с перекошенными от ужаса лицами барахтались в бурной воде, пытаясь плыть, но стремительное течение несло их вперед и изо всей силы швыряло в черную бездну, где они один за другим они бесследно исчезали.
На Пихту будто столбняк напал: он понимал, что надо помочь хотя бы кому-то выбраться на берег, но не мог двинуть ни ногой, ни рукой от сковавшего его страха. Наконец, пересилившее ужас сострадание и жажда деятельности, всегда присущая Пихту, сделали свое дело, и он бросился к воде. Подхватив здоровенную палку, выкинутую течением на узкую песчаную косу, он вытянул ее поперек реки, крича: «Цепляйтеся, цепляйтеся, соколики! Вота, за палку ету, ага! Цепляйтеся, матерь вашу!» Но многие из несущихся по течению, объятые ужасом, не видели и не слышали Пихту. Наконец кто-то, невидимый в мутных брызгах и пене, попытался ухватиться за конец палки – единственная его попытка оказалась неудачной и через минуту незнакомца не стало.
Другой житель Обители (боец, судя по камуфляжной форме), увидев Пихта и его палку, смог уцепиться за самый конец скользкой деревяшки. Но на него налетели еще двое и своим весом сорвали беднягу со спасительного шеста. Рывок был такой силы, что Пихто, упал на колени и едва не выпустил палку из рук. Он вновь развернул свое спасательное средство поперек течения, и, как только он это сделал – палку сильно рванули. Пихто среагировал моментально и потянул ее на себя. Из воды показалась вначале рука, судорожно вцепившаяся в деревяшку, а затем – голова (пока еще непонятно чья), которая крикнула: «Тяны!». Дед перехватил палку обеими руками и, словно волжский бурлак, пошел вместе с ней, вытягивая того, кто повис на том конце. Взглянув вверх по течению, он вдруг увидел еще двоих «братьев» из Обители, которых течение несло прямо на его спасательное средство. Пихто остановился, надеясь, что и они смогут уцепиться за палку. «Лишь бы дубина не сломалася! А я-то вытяну их, вытяну, ага!» - решил он, и, напрягши все силы, ждал момента. Однако и этим двоим не суждено было спастись: тот, кто держался за конец палки, вытащил откуда-то пистолет и несколько раз выстрелил по приближающимся головам. Пули, хотя и не смогли убить плывущих «братьев», все же сыграли свою смертельную роль: плывущие люди на несколько секунд потеряли ориентацию в пространстве, погрузились в воду, и их пронесло
А тот, кто так крепко держался за палку, снова крикнул: «Тяны!», и в этом крике Пихто уже явственно услышал кавказские интонации. Но… снова пошел вперед, хотя уже почти точно знал, КОГО он вытащит на берег.
Кроме Шамиля Пихто никого больше не успел спасти.
- Ты что, скатына, мэнэ утапыть хатэл? – очухавшись, взревел Шамиль и засветил деду в ухо. Пихто упал, закрыл голову руками. – Старый баран, я тэбя… - чеченец долго орал, матерно ругался, угрожал, замахивался на Пихту, всячески оскорблял его, но больше ни разу не ударил. Слив свой страх в гнев, а гнев – в ругательства и угрозы, Шамиль, наконец, остыл. Он сел рядом с дедом, долго смотрел на реку, а потом сказал:
- Спасыбо, старык, канэшна!