Квестер

            «Но почему тогда больничка такая странная? Откуда здесь иностранцы и «звезды»? У Надьки что – денег куры не клюют, что она меня в такую дорогую клинику отправила?» - продолжал рассуждать Тестер. И вновь человеческая логика подсказала ему ответ: он находился в безумном состоянии так долго, что Надька успела развестись с ним и выйти замуж за миллионера, коих ныне – хоть пруд пруди. А чо? Ведь Надюха-то и сейчас – очень даже ничего себе женщина!

Так. Значит, вышла она замуж за миллионера…, но его, Тестера, не забыла и до сих пор помнит (а, мож, и любит?). Вот и упросила нового мужа (а тот, вполне возможно, тоже оказался неплохим парнем…!), уболтала оплатить пребывание Тестера в этой, верно, дорогущ-щей «психушке»: ну, там, ради нее, ради сына, ради Христа и все такое... Вот так он и оказался в этом «звездном» дурдоме!

            «Стоп! – прервал логику мысли Тестер. – Понятно, почему я здесь с этими «звездунами». Но не могут же все «звезды» одновременно сойти с ума? Или они здесь «залечивают душевные раны» между появлениями на публике?

            И тут… он увидел среди обитателей «психушки» недавно умершего артиста… и его как громом ударило.        

             «Это… как это…? – спросил у человеческой логики опупевший Тестер, не в силах озвучить словами внезапно посетившую его мысль. – Это я что… - у…у-у…?»

И, как бы в подтверждение его догадки, в толпе мелькнули еще две недавно почивших личности…. Нет, не сошел он с ума, и Надька не вышла за миллионера, и не поместила его в элитный дурдом на деньги нового муженька. Он просто…

            «Умер! – с горечью понял Тестер. – Иначе и быть не может! Я ведь где-то читал, что когда человек умирает, то после смерти видит всех, кого знал и наблюдал при жизни! Значит, скоро будет Страшный Суд, а потом – рай или ад… Э-эх, не надо было пить этот коньяк: ведь предупреждали меня, что «паленый!»

             Горько стало Тестеру: не так, ой не так представлял он свою смерть… Как угодно, только не от «паленого» бухла, словно он не один из лучших в городе компьютерщиков, а алкаш какой-нибудь подзаборный! Вспомнил он жену Надю и сына своего Илюшку вспомнил: словно в глаза им заглянул. И в глазах их была тихая обида: «За что же ты нас так? За что?»

И вправду, за что бросил их Тестер: за любовь, которую они ему дарили ежедневно, за заботу о нем? Эх…! И ведь ничего не изменишь теперь, ничего не вернешь!

Тестер заплакал.

    - Не горюй, паря! – послышался хриплый голос. – С кем не бывает, ага! Не ты первый, да и верно, не последним будешь, ага!

              Тестер поднял залитые слезами глаза и увидел старикашку. Дед был из «синеньких» - но не из тех, кто «пьет все, что горит», а…, как бы сказать, э-э… -  начинающий. Он присел на тестерову койку и стал говорить, глядя куда-то перед собой, словно ни Тестера, ни вообще кого-либо рядом не было.

    - Я вот сюды попал третьего дня, уж привыкнуть пора, ан нет – все свого Коленьку, да внучку Оленьку вспоминаю-ть, слезми умываюся…. Как они там, горемышные…? Целы ли, здоровы ли…, ох, бедные вы мои голубочки…, как же вы там…?

             Речь старика становилась все тише и тише, и скоро вообще нельзя было разобрать, что он там подвывает себе под нос. Из глаз его потекли слезы, которые он вытирал рукавом рваного белого халата, всхлипывая при этом и по-старчески причмокивая полубеззубым ртом.

            Тестер покосился на старика, да и решил убраться от него подальше: и так тошно, да еще этот дедок тут воет, словно холодный ветер в трубе. Но старик вдруг крепко схватил его за руку и, глядя Тестеру в глаза, быстро зашептал:

   - Бяжать отседова надо-ть, ага! Давай вместе убегём! Ты да я! Мабуть, найдем какой-нябудь выход, а? Слыш, паря: дело говорю, ага! - И при этом все тряс и тряс Тестера за руку. Но тот, «убитый» осознанием собственной смерти, лишь горько усмехнулся в ответ, подумав: «Куда бежать? Куда от смерти убежишь? Все! Приехали! Конечная остановка, поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагоны!»

А вслух сказал:

   - Шел бы ты, дедок, отсюдова! А то на нервы ты мне больно сильно действуешь!

             И Тестер брезгливо сбросил дедову руку со своей и отвернулся. Старичок вздохнул, пробормотал что-то странное, типа: «Я по-хорошему хотел!» и отчалил шаркающей походкой. Тестер вновь стал погружаться в пучину охватившей его тоски по поводу нелепости собственной кончины. Теперь он представил себя: в гробу, в цветах, рядом родственники, все плачут, играет оркестр… и ничего уже нельзя изменить. Еще десять минут назад было можно, а теперь – нельзя!

«И, ведь что обидно, - сокрушался Тестер. – Никакого тебе света в конце тоннеля, никакого голоса, никакой неземной радости! Врут все про жизнь после смерти!»

Вновь слезы жалости к самому себе закапали из его глаз.