Читаем Квентин Тарантино: Интервью полностью

Лучший эпизод этой книги был вырезан в экранизации 1990 года. Парень проникает в ломбард, отключив сигнализацию. Он сгребает деньги и ювелирные изделия с прилавка, но в этот момент появляется тучная хозяйка с занесенным над головой мачете и одним ударом отсекает ему пальцы. Он убивает ее, выбегает на улицу и тут понимает, что оставил на месте преступления неопровержимые улики — свои пальцы. Но поздно — дверь за ним захлопывается на замок! Невозможно представить себе ничего более потрясающего с точки зрения писательского мастерства. Уголовный эпизод неожиданно оборачивается опереточной мизансценой, но именно абсурдность происшедшего возвращает нас к действительности. Я работал именно в такой манере, кочуя туда-сюда — от повседневных проблем к неожиданностям вроде появления Харви Кейтеля в роли а-ля Джеймс Бонд.

«ПОЗИТИВ»: Мы упоминали некоторых поп-арт-художников. Они повлияли на вас, в частности на эпизод в танцевальном зале «Джекрэббит слимз»?

КТ: Я люблю изобразительный поп-арт, именно поэтому мне нравится большой экран, который делает его по-настоящему зримым. Я считаю, что цветной фильм должен быть по-настоящему цветным, чтобы красное было красным, синее — синим, а черное — черным. Я не люблю плоское освещение. Мы с Анджеем Секулой, оператором моих фильмов, использовали пленку с самой низкой чувствительностью, пятьдесят АМС. Она требует огромного количества света, но при этом имеет наименьшую зернистость, и картинка получается кристально-чистой. Я в восторге от того, как это получилось в «Криминальном чтиве». Цвета настолько ярки, что едва не выпрыгивают на вас с экрана!

В Танцевальном зале просто калейдоскоп красок — лирические постеры из фильмов пятидесятых, машины с откидным верхом и виды лос-анджелесских улиц на видеомониторах. А также двойники Мерилин Монро и Мэйми Ван Дорен. Это как кино в кино. Павильон был целиком выстроен на складе в Калвер-Сити. Художник-постановщик Дэвид Уэско выдержал каждую деталь в этой сцене, начиная с меню и заканчивая подаваемыми напитками и даже спичками. На нее была израсходована солидная часть бюджета фильма.

Есть, конечно, опасность залюбоваться декорациями и отвлечься от взаимоотношений Винсента и Мии. Именно поэтому я с самого начала хотел, чтобы камера следовала от входа за Винсентом и мы одновременно с ним осматривали интерьер ресторана. Потом он садится и разговаривает двадцать минут с Мией. В этом эпизоде исследуется не «Джекрэббит слимз», а то, что происходит между двумя персонажами. Вот почему на протяжении их разговора нет ни одного интерьерного кадра.

«ПОЗИТИВ»: «Бешеные псы» тоже начинаются с эпизода в баре-ресторане.

КТ: Я подумал, что это будет круто — начать «Криминальное чтиво» с такой же сцены. Замысел ограбления в ресторане показался мне забавным; к тому же это было идеальное место для развязки истории, когда туда попадают другие персонажи. Сцены в ресторане встречаются во всех моих фильмах, и я думаю, что зрителю легко погружаться в знакомые каждому обстоятельства. Я часто хожу в рестораны — просто посидеть, поболтать с друзьями. Мне нравятся такие сцены. Если бы я снимал «Дочь Д’Артаньяна» или даже какой-нибудь доисторический фильм, там непременно была бы сцена в ресторане!

Мне также нравится развивать собственную мифологию: фильм начинается в кафе, а следующая сцена — с Джулсом и Винсентом в черных пиджаках, напоминающих о гангстерах из «Бешеных псов». То же самое и с оружием, которое вы видите при первом их появлении. И дальше, вплоть до самого конца фильма, я занимаюсь деконструкцией этих персонажей. Когда вы следуете за ними после преступления, вы видите, что их одежда грязна, измята и в крови. Эти жесткие ребята выглядят потом глуповато в своих футболках и мокрых штанах. Их образы рассыпаются прямо у вас на глазах.

«ПОЗИТИВ»: Что вы ответите критикам, которые считают, что киноискусство вашего поколения (Тим Бартон, братья Коэны и даже Дэвид Линч, хотя он и старше) — заемное, постмодернистское, саморефлексирующее и не имеющее никакого отношения к действительности, нечто вроде абстрактной мозаики?

КТ: Меня никогда не волновало, что люди скажут, будто я не делаю фильмов «из жизни» и мне «нечего сказать». Я не пытаюсь ничего сказать,я задаю характеры и рассказываю истории, в которых может быть смысл. Более того, я думаю, что делаю фильмы о жизни, так как это фильмы обо мне, о том, что меня интересует.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии