Квентин

— …В танке, — кивнула девушка. — Вести наблюдение и передавать сведения командованию. У нас в Академии есть нацистская ячейка, присмотрюсь. Думаю, в расовом отношении ко мне претензий не будет, у меня даже фамилия немецкая… Надо идти, и у тебя, и у меня дела.

— Погоди!

Шарль помолчал, бросил взгляд на пустую аллею. Заговорил негромко, словно опасаясь тех, кто уже ничего не услышит.

— Там, под камнем, где мой брат, лежат пятеро. Но хоронили четверых.

Мухоловка взглянула удивленно.

— Я же была на похоронах. Мы с тобой рядом стояли.

— Четверых. В один из гробов насыпали земли. И еще камней добавили для веса. Когда убивали Президента, погибло четверо офицеров охраны. Пятый оказался предателем. Он бежал, точнее, пытался.

— И… И где он сейчас?

Молодой человек дернул губами.

— Там же. Его закопали следующей ночью — в гробу, но живым. Я дал ему фонарик и газету с некрологом.

— Буду знать, — равнодушно бросила девушка. — Пригласить меня сюда — твоя идея? Или Эрц приказал?

— Не имеет значения. Ты перестала бояться, Анна. С агентом такое случается. Одна удача, другая, и начинает казаться, что именно ты — хозяин жизни, и своей, и чужой. Отсюда до предательства — всего шаг. Ни я, ни Эрц не хотим, чтобы ты оступилась. Куда именно придется падать, ты уже поняла.

Мухоловка улыбнулась, поглядела на Шарля, поправила ему шляпу.

— Положи мне в гроб коробочку с леденцами.

2

— Нет, — решительно заявил Уолтер. — Не запомнил, ребята. Давайте еще раз!

— Тони Курц, — улыбнулся тот, что повыше.

— Андреас, — подхватил невысокий, — Хинтерштойсер. Повторить? Хин-тер-штой-сер. Слушай, а может, просто по именам? Тони и Андреас. И Вальтер.

— Годится!

Тони и Андреас выскочили из «Понтиак-кемпера» как чертики из табакерки — не через дверь, а из люка на крыше. Залихватски свистнули, спрыгнули на траву. Увидев встречающих, попытались принять серьезный вид, но без особого успеха.

— Моя непобедимая армия, — с явным удовольствием прокомментировал доктор Ган. — В плен не сдаются. И не берут.

Уолтер и страж порядка переглянулись. Ларуссо всмотрелся, скрестил ручищи на груди.

— Стало быть, синьоры в самоволке?

Молодой человек и сам успел заметить характерные короткие стрижки. Армейские парикмахеры, как и полицейские, всюду одинаковы.

Братья из ларца переглянулись, приняли стойку «смирно».

— Никак нет, герр сержант! В законном отпуске. Честно!

— Так я и поверил, — Никола Ларуссо громко хмыкнул. — Вот что, личный состав! Деревья не рубить, к девушкам не приставать, ночью песни не горланить. И насчет выпивки — чтобы, значит, в меру.

— Та-а-ак точно-о!

— Ребята действительно в отпуске, — вмешался Отто Ган. — Сумел командира части уговорить. А пить мы не будем. Андреас и Тони спортсмены, лучшие альпинисты Германии.

— Ну, не то чтобы лучшие… — вставил Хинтерштойсер, но не слишком уверенно.

— То есть как пить не будете? — прогудел сержант. — Вы, доктор, традиции не нарушайте. Вечером подъеду, и отметим. А чтобы мне, как старшему по званию, не напрягаться, одного орла с собой заберу. Пусть бутылки грузит.

— Вхожу в долю, — Уолтер достал бумажник.

— У нас здесь, господа, научная экспедиция, — железным голосом отчеканил доктор Ган. — Никаких пьянок, гулянок и песен за полночь! Дисциплина и порядок!.. Мы сюда работать приехали.

И тоже достал бумажник.

* * *

— Если я буду вас называть по имени, отношения между Германией и США не сильно ухудшатся? — поинтересовался доктор Ган.

— Не сильно, — рассудил Уолтер. — А вас, стало быть, доктором?

Немец поморщился.

— Скажите еще «герром доктором». Вы же гражданин свободной страны! Зовите по имени, я не настолько вас старше. Не так давно я был обычным коммивояжером, стучался в двери и предлагал купить детскую Библию. Кстати, у вас превосходный «лаузицер». И вообще, Вальтер, вы по виду настолько совершенный ариец, что мои коллеги из Аненербе[27] охотно изготовят из вас чучело для нашего музея.

С Никола Ларуссо уехал Тони. Хинтерштойсер, помахав им вслед, принялся резво выгружать вещи из кемпера. Перри и бывший коммивояжер отошли в сторону, чтобы не мешать.

— Итак, Вальтер, — доктор улыбнулся. — Как я понимаю, привезли?

— А как же! — кандидат в экспонаты приосанился. — В целости и сохранности, э-э-э…. Отто. Там еще бумаг куча, на каждой расписаться придется. Все в чемодане, я не зря его с собой таскаю. Сейчас займемся?

Доктор взглянул серьезно.

— Да, сейчас. Пойдемте в кемпер.

…Тяжелый пакет, желтая оберточная бумага, бечевка, сургуч. Еще один, похожий, словно близнец. Доктор взял в руки верхний, подержал, положил обратно.

— Тяжеленький! У меня, впрочем, не легче.

И снова пакет, но в бумаге синей, тоже при бечевке и сургуче, потолще двух первых. Отто Ган отложил его в сторону, взглянул искоса.

— Если это не военная тайна, Вальтер… Что вам сказало ваше начальство?

— Никакая не тайна, — удивился молодой человек. — Мы же географический фонд! Собираем и публикуем всякое про путешествия и открытия. Вы обещали сделать копию дневника этого… Карла…

— Кольдевея, — негромко подсказал немец[28].