Квента. Финал

Ещё до начала ненавистной утренней мелодии за мной придет сам Отец. И тогда в действие придет Рэй, который будет вытаскивать меня из камеры, я буду сопротивляться. В этот раз я буду кричать, кусаться и даже пару раз заеду Рэю по лицу, мысленно прося у него прощение. Гаррет будет разбивать стул о стекло и кричать, чтобы меня оставили в покое. И в момент, когда Рэйлан будет уносить меня с активированным на сорок пять процентов браслетом, я увижу Гаррета, а точнее, я увижу его глаза. Сожаление, потеря, скорбь – именно таким взглядом он проводит меня на очередные опыты. Вокруг него будет валяться разломанный стул, а стекло между нашими камерами вновь окрасится в алый. Но в этот раз я не буду говорить ему: "Не надо". В этот раз я буду думать только о том, как мне страшно, и том, что я не должна была быть с ним груба.

Мои чувства – только моя проблема.

И ничья больше.

Глава девятая

Рэй несет меня по красному коридору. От досады прикрываю глаза. Я не желаю видеть черную дверь. Это вход в преисподнюю самого Аида. Иначе я никак не могу воспринимать это место. Здесь царят дьяволы во плоти и мучают истерзанные тела и души.

Рэй остановился. Мы дошли? Приоткрываю один глаз – дошли. Кто-то изнутри открывает дверь, и Рэй вносит моё обессиленное тело. Чертов браслет, он даже не дает мне возможности бороться, но в одном я ему благодарна, сейчас я практически не слышу, как сотрудники Аида подготавливают всевозможные инструменты, брякая металлическими… что это? Пинцеты, ножницы, скальпели. Внутренняя дрожь сотрясает мышцы.

– Рэй. – еле ворочая языком говорю я, чувствую, как слезы скатываются по вискам и пропадают в волосах. – Помоги мне.

Но он, конечно, даже не смотрит на меня. Уложив на стол тело, отходит к стене и снова встает так, как стоит каждый божий день.

– Пожалуйста. – шепчу я, смотря на него. Но взгляд Рэйлана устремлен в стену напротив него.

Отворачиваюсь.

Пусть он лучше стоит там, чем причиняет мне боль.

Смотрю не в потолок, а сквозь него и мысленно молю: "Боже, пожалуйста, прекрати всё это. Молю тебя! Я больше не могу! Я боюсь. Мне очень-очень-очень страшно. Пусть всё прекратится".

Но Бог, как и Рэй, не дает мне ответа.

Пока мои руки, ноги и торс привязывают к прохладному металлическому столу, поворачиваю голову вправо. Буквально в полуметре от меня находится идентичный стол, а на нем Джервис. Он смотрит на меня, приоткрывает губы, но ничего не говорит. Браслет – он причина его молчания. Но всё же парень пересиливает себя и, сглатывая, произносит:

– Просто терпи.

Поднимаю взгляд к потолку и пытаюсь абстрагироваться. Представить, что я в другом месте. Например, в мамином саду. Сейчас я вдохну носом воздух и почувствую ароматы цветов. Пройду немного левее и с ногами заберусь в уютное кресло-качель. Через минуту из дома выйдет мама, в руках у неё будет крепкий кофе с приличной долей молока и тремя кусочками сахара. Сидя на качели, я улыбнусь маме, знакомой обстановке и родным ароматам.

– Всё готово. – говорит кто-то, и я тут же открываю глаза. Как бы хорошо не было с мамой, я обязана вернуться в ад.

Дыхание ускоряется, пытаюсь сжать пальцы, но выходит очень вяло, я ногтями даже до ладони не достаю. Слабая как котенок.

Ко мне подходит Дельгадо-младший, а к Джервису – Дельгадо-старший, они снимают с нас браслеты, и тут же какофония звуков активирует мой слух. Взволнованные шаги помощников Дельгадо, скрип кожаных ремешков, которые мы с Джервисом пытаемся ослабить, звуки мониторов, я даже слышу шипение электрических проводов, которые оживили экраны на стене.

– Прошу познакомиться, – говорит Дэвид и подкатывает между мной и Джервисом ещё один металлический стол. На нем находится мягкое покрывало нежно-голубого цвета, а на этом покрывале лежит младенец. – Это наш малыш.

Тошнота подступает к горлу, дергаю руками с такой силой, что до крови сдираю кожу на запястьях.

– Боже, Джорджина, успокойся. Сегодня ты станешь героиней. Ты и Джервис, – с придыханием лепечет Дэвид, – войдете в историю. Вы подарите этому малышу жизнь.

– Он мертв. – говорю я, не в силах повернуться и вновь увидеть труп ребенка прямо возле моего лица. От огромной дозы адреналина туманится мозг, и я могу думать лишь о том, что мне страшно. Страх, сорняком заполонил всю меня, мерзкой черной колючкой облепил сердце и легкие. Они больше не работают в обычном режиме. Сердцебиение ускорено до предела, а легкие с трудом выталкивают углекислый газ.

– Не говори так, – произносит Гэйнор. Я настолько испугана, что даже не заметила её. Женщина подходит к кушетке, заглядывает в моё лицо сверху вниз и шепчет. – Он жив, просто спит.

– Нет. Он умер. Мне жаль малыша, но умер он уже очень давно…

Дельгадо-старший перебивает меня и обращается к Гэйнор:

– Вам придется подождать снаружи, как только всё закончится, я Вас позову.

– Но мой мальчик… – женщина в растерянности смотрит на ребенка.

– Извините, я осознаю всю силу отеческой-материнской любви и понимаю, что Вы можете помешать нам в ходе операции.

На лице женщине написана досада.