Квазимодо

А потом враги сели в машину, очевидно собираясь уезжать, и поэтому Квазимодо, решив снизить уровень боеготовности, отошел к придорожному столбику — поинтересоваться, что к чему, и кто тут вообще живет, и оказалось на самом деле совсем небезынтересно… Наверное, здесь-то он и потерял необходимую бдительность, потому что в уже следующий момент, подняв голову от столбика, он увидел, как Мишка садится в «субару», как, хлопнув, закрывается за ним правая задняя дверь, как летят мелкие камешки из-под пробуксовывающих колес, как машина, звеня и чихая, начинает движение и выруливает, поднимая пыль, с обочины, и в два приема забирается на высокую кромку асфальта, и кашляет, и стартует, и, набирая скорость, уезжает, уезжает, уезжает, увозя от него хозяина. А он стоял, остолбенев около своего дурацкого столбика, стоял, не веря своим глазам, застыв и теряя драгоценные секунды, стоял, вместо того, чтобы сразу сорваться с места, догнать, вспрыгнуть на окно, отчаянно залаять, напоминая: а как же я?.. а меня-то забыли!..

А сейчас-то уже что? Сейчас-то уже поздно… Впереди показалось то самое мокрое пятно на асфальте. Запахло водой. Квазимодо сошел с дороги и сквозь густой кустарник продрался к стенке утеса, подходившего в этом месте совсем близко к шоссе. Слоистая каменная стена жила и сочилась водою; крупные прозрачные капли, чреватые сами собою, свисали со скальных полочек и уступов и, посомневавшись минуту-другую, срывались в поспешный извилистый бег в никуда. Тут и там рождались и немедленно иссякали суетливые крошечные потоки; достигнув низа стены, они ныряли под большую глыбу песчаника, сырую и самодостаточную, как квашня. Пес пристроился поудобнее и принялся с наслаждением лизать прохладную сырость. Лизать пришлось долго, потому что жажда не желала уходить, очевидно, раздосадованная столь необычным способом доставки воды.

Наконец Квазимодо скорее устал, чем напился. Солнце уже перезрело, хотя и держалось еще высоко, и вечер ощущался в уставшем от неподвижной жары воздухе. Пес немного покрутился, выбирая место поудобнее, лег и тут же заснул, откинув вбок усталые ноги и выставив ухо на боевое дежурство. Закрывая глаза, он разом увидел клубящуюся неизвестностью пропасть своего несчастья — всю, сверху донизу — и, проваливаясь в сон, как в избавление, вдруг ощутил какую-то непонятную щемящую радость, ту самую, которая живет только за гранью полного, всепоглощающего отчаяния.

Ему сразу же приснилось, что он бежит за белой машиной, увозящей хозяина, бежит огромными размашистыми скачками, сильно и красиво, быстро съедая разделяющее их расстояние. Вот он уже в нескольких шагах от нее, вот еще ближе… и еще… Еще немного, и можно будет, обогнув машину справа, заглянуть в окно и увидеть Мишку. И старая «субару» тоже, наверное, понимает, что убегать бесполезно, что могучий Квазимодо неизбежно настигнет ее, и поэтому она сдается, она просто трусливо останавливается и ждет, пока он подбежит. И он подбегает и, повернув вправо, начинает огибать ее сзади, чтобы добраться до мишкиного окна, и бежит, и бежит, и бежит. Машина стоит, ее угол маячит перед самым квазимодовым носом, но отчего-то он никак не может добраться до этого угла, как ни старается. Он прибавляет шагу, но угол остается все там же — в полуметре от его носа, как будто машина растет вширь, одновременно с каждым движением Квазимодо. И даже потом, когда он притормаживает, запыхавшись, проклятая железяка продолжает расти, растягивая черный исцарапанный бампер, удаляя от него столь близкий еще совсем недавно угол. И он окончательно останавливается, поняв, что опять проиграл, останавливается и смотрит назад, и не видит ничего, кроме бесконечной, уходящей в никуда, черной линии бампера…

Он проснулся оттого, что почувствовал чье-то присутствие, а потом услышал и лай, визгливый и неуверенный. Квазимодо перевернулся на живот и осторожно выглянул из-под своего куста. На обочине дороги переминались несколько бродячих собак. Скорее всего, они пришли сюда с той же целью, что и сам Квазимодо — напиться, но приблизившись, уловили его запах, запах крупной собаки, и теперь не знали, как быть. Пес без труда определил среди них главную — лохматую рыжую сучку среднего размера с мордой кирпичиком. Она уже различила его сквозь заросли и теперь благоразумно ожидала следующего хода чужака. Надо было выходить знакомиться.