Квартира (рассказы и повесть)

На пятнадцатый день мая, после аванса, у них набралось тысяча шестьсот пятьдесят рублей. Днём в столовой Надюха сказала, что Майя Чекмарева, давшая взаймы сто рублей, попросила вернуть деньги — самой надо, срочно подворачивается спальный гарнитур. Ну, что ж, святое дело возвращать долги — раз надо, решили в тот же день и вернуть.

Очередь на раздаче была большая, пришлось постоять. Впереди, среди отделочниц, Сергей увидел Ирину. Она тоже заметила его, Надюху и, опустив очи долу, спряталась за тётю Зину. И опять, как в прошлый раз, Сергей почувствовал, что виноват перед ней: забыл, наглухо забыл про неё, что такая и есть на белом свете, даже случайно не вспомнил. А она, кроха, ждёт, переживает… Но что делать? Как быть? В уме его начали было выстраиваться какие-то варианты, какие-то немыслимые загородные поездки, торопливые встречи в общежитии, но бред этот прервала Надюха: подёргала за рукав и, показав на идущую с подносом (опять каша и компот) Ирину, сказала на ухо:

— Говорят, в праздники она тебя окручивала, а?

Сергей чуть не поперхнулся, но быстро сообразил, что ответить.

— Ага, точно. Разведка не врёт, У нас такая любовь, как увидим друг друга — в разные стороны.

— Смотри у меня, — полушутливо пригрозила Надюха. — Голову откушу и выплюну.

— Ой, как страшно!

— Не обманывай меня, — тихо сказала она, глядя на него в упор и жалобно улыбаясь. Глаза её вдруг наполнились слезами. — Слышишь?

Она отвернулась, пошла боком вдоль выставленных блюд. Сергей погладил её по плечу, и она снова улыбнулась — грустно, чуть виновато.

После обеда Сергей вернулся на Моховую. Опять получилась задержка с кирпичами, и он, довольный перерывом, сел на настил, привалившись к стенке. День был ветреный, пасмурный, а тут, в укромном уголке, укрытом от всех ветров коробкой полуразрушенного дома, было тихо, тепло, уютно. Никто не мельтешил перед глазами, компрессоры стояли отключённые, и было на удивление тихо и покойно. Сергей развернул было свои тетрадки с расчётами по курсовому проекту, как где-то во дворе, внизу раздалось:

— Метёлкин! Метёлкин! К начальству!

Сергей, чертыхнувшись, поднялся, высунулся из-за края стенки. Курьерша Марина, заметив его, прокричала:

— Метёлкин, Андрей Андреич вызывает. Весь треугольник ждёт. Давай бегом!

И сама побежала мелкими шажками, с кирпичика на кирпичик, боясь испачкать лаковые сапоги. "Не было печали", — невесело подумал Сергей, и тотчас прежняя тревога, отпустившая его в этом заветренном уголке, вдруг снова навалилась на него. Он свернул тетради, сунул в боковой карман куртки и пошёл сигать прыжками с яруса на ярус, как гимнаст с одной трапеции на другую.

Он вошёл в кабинет, снял каску, поздоровался. Ладный, подтянутый, в аккуратной чистой спецовке (Надюха выстирала-таки куртку), приятный лицом и фигурой. Долбунов, Нохрин и Киндяков переглянулись с явным одобрением. Нохрин потряс бумажкой, сказал:

— Пришла разнарядка. Слёт молодых рабочих в Череповце. Десять дней. Соревнование по профессиям, лекции, кинофильмы, обмен опытом. По результатам — призы и грамоты. От нас требуют каменщика — до тридцати пяти лет. Чтобы по всем статьям не ударил в грязь лицом. Мы тут посоветовались и решили послать тебя. Ты у нас самый передовой.

Долбунов солидно кивнул в знак полного единодушия с парторгом.

— Складывай инструмент, жми в трест за командировкой. Отъезд завтра, в девять ночь-ноль, — сказал он таким тоном, как будто вопрос уже решён и больше говорить не о чем.

Сергей сидел в полной растерянности: ему было и лестно, что его одного выделили из всего треста, но и тошно, оттого что не мог он сейчас поехать ни в Череповец, ни в любое другое место, хоть бы это была сама Москва, в которой он ещё ни разу не был. Тошно было и оттого, что не мог он им сказать, почему не может ехать, что занят до крайности и отрыв на десять дней — полный для него зарез. Тут и прикидывать нечего, ясно без всяких расчётов — зарез.

— Спасибо, конечно, — вяло, совсем не так, как подобало бы ответить, сказал он и, помолчав, добавил с искренним сожалением: — Но, честное слово, никак не могу.

Долбунов с Нохриным враз, словно не веря собственным ушам, посмотрели на Киндякова — тот только развёл руками.

— Ты что, серьёзно?! — удивился Долбунов. — Никаких "не могу", — повысил он голос.

— Спокойно, — остановил его Нохрин. — Ты пойми, Сергей, это не просьба, а общественное поручение.

— Работа! — с неожиданной для него горячностью вставил Долбунов. — Работа, если хочешь знать. Тебя не просят, не уговаривают, а направляют в служебную командировку. Всё! Иди.

— Подожди, Андреич, не горячись, — сказал Нохрин и снова обратился к Сергею. — Ты можешь сказать, почему не хочешь ехать?

— Да не могу я, честное слово! — взмолился Сергей. — Что, свет клином на мне сошёлся? Времени сейчас нет, хоть задавись.

— Ему такое интересное дело предлагают, за честь треста выступить, а он… Что, жена болеет? Дочку не с кем оставить? Сам болен?

— Да нет, все здоровы.

— Так в чём же дело?

— Зачётная сессия. Курсовой проект надо сдавать, экзаменов куча.