Квартеронка

Кому могут быть интересны подробности жизни больного, прикованного к своей постели? Никому, разве что самому больному. Моя жизнь была очень однообразна и наполнена всякими мелочами, ее скучное течение оживляло лишь появление любимой девушки. В эти минуты мое уныние сразу проходило, а постылая комната казалась мне раем..

Увы! Эти посещения длились всего несколько минут, а промежутки между ними тянулись часами. Эти долгие часы казались мне сутками… Дважды в день навещала меня моя прелестная хозяйка со своей служанкой. Но ни та, ни другая никогда не приходила одна.

Это очень стесняло меня, а порой приводило в отчаяние. Я разговаривал с креолкой, тогда как все мысли мои были заняты квартеронкой, с которой я мог лишь обмениваться взглядами. По здешним обычаям, мне не полагалось разговаривать с невольницей, однако все условности мира не могли поме— шать мне вести с ней безмолвный, но выразительный разговор.

Но и тут мне приходилось все время сдерживать себя. Я мог лишь украд— кой бросать на нее восхищенные взгляды, так как боялся себя выдать. Во-первых, я опасался, что квартеронка неправильно истолкует их и не от— ветит на мою любовь, во-вторых, что креолка слишком хорошо поймет меня и это вызовет ее гнев и возмущение. Я совершенно не думал, что могу возбу— дить ее ревность, это мне и в голову не приходило. Эжени была серьезна, приветлива и дружелюбна со мной, но в ее спокойном поведении в сдержан— ном голосе не было никаких признаков любви. Трагическое происшествие и тяжелая утрата, по-видимому, резко изменили ее характер. Она как будто совсем потеряла свою беззаботность и жизнерадостность. Из веселой девуш— ки она сразу же превратилась в серьезную женщину. Она была все так же красива, но я смотрел на нее, как на прекрасную статую. Ее красота ниче— го не говорила моему сердцу, занятому более редкой и своеобразной красо— той. Креолка не любила меня, и, как ни странно, эта мысль не задевала моего самолюбия, а, наоборот, радовала меня.

Совсем другое дело, когда я думал о квартеронке! Любит ли она меня? Вот вопрос, на который я мучительно жаждал ответа. Она всегда сопровож— дала свою хозяйку, когда та навещала меня, но я не обменялся с ней ни единым словом, хотя сердце мое стремилось поведать ей свою тайну. Я даже боялся, что мои страстные взгляды выдадут меня. Если б мадемуазель Эжени узнала о моей любви, она была бы возмущена. Как! Влюбиться в невольницу! В ее невольницу!

Я понимал ее чувства — ведь она жила в стране, где черная кожа делала человека отверженным. Но что мне до этого? Что мне за дело до обычаев и предрассудков, которые я всегда презирал в душе? Тем более теперь. Ведь любовь всех равняет! Перед лицом Любви знатность теряет свое пустое оба— яние, а громкие титулы становятся лишь пошлыми условностями. Одна только Красота достойна поклонения.

Что до меня, то я не побоялся бы сказать о своей любви всему свету; его презрение ничуть не трогало меня. Меня останавливало другое: учти— вость, которой я должен был отплатить за гостеприимство и дружбу, и ме— нее благородное, но очень разумное желание соблюдать осторожность. Я оказался в чрезвычайно сложном положении и прекрасно это понимал. Я знал, что, даже если квартеронка разделяет мое чувство, его нужно хра— нить в глубокой тайне. Если бы мне предстояло ухаживать за знатной моло— дой девушкой, наследницей громадного состояния, которая находится под неусыпным надзором строгой наставницы или целой армии сторожей, для меня было бы детской игрой справиться с окружающими ее препятствиями. Писать сонеты и карабкаться на стены — пустая забава по сравнению с борьбой против страстей и предрассудков целого народа.

Передо мной стояла очень трудная задача. Путь моей любви, по-видимо— му, будет тернистым путем.

Несмотря на однообразие жизни в четырех стенах, дни моего выздоровле— ния прошли для меня довольно приятно. Меня окружали всеми удобствами, всем, что могло доставить мне удовольствие. Мороженое, прохладительные напитки, прекрасные цветы, редкие фрукты — я ни в чем не знал недостат— ка. Что касается моих трапез, то благодаря кулинарному искусству подруги Сципиона Хлои я познакомился с такими изысканными креольскими блюдами, как гумбо — отварная рыба с пряностями, жареные лягушки, горячие вафли, тушеные помидоры, а также со многими другими деликатесами луизианской кухни. Я даже не отказался съесть кусочек жареного опоссума, изготовлен— ного собственными руками Сципиона, и однажды рискнул попробовать ломтик енота, но это было всего один раз, и то я почувствовал, что и одного ра— за более чем достаточно.

Сципион же без всяких колебаний поглощал этих своеобразных представи— телей лисьей породы и мог уничтожить добрую половину этого зверя за один присест.