Наконец он спросил, не хочется ли ей сходить с ним в кино или на ужин, хотя и подозревал, что это должно было показаться ей слишком обыденным. И он был прав.
– В кино нет, а вот сходить с вами на прогулку или что-нибудь приготовить из того, что вам нравится, я могу, – ответила она, сверкнув ослепительной белозубой улыбкой.
Выяснилось, что Мануэла обладала гениальной, только ей присущей способностью: она могла определить породу дерева по листьям и коре, птицу по щебетанию и оперению. Если нужно было узнать расположение звезд или назвать вид бабочки, то лучше нее ответить не мог никто. Питеру никогда раньше не доводилось встречать таких, как она.
Скоро они ужинали у нее дома почти каждую неделю, а потом совершали длительные прогулки, возвращаясь уже затемно. Долгое время, пока он не отважился поцеловать ее, она лишь позволяла ему держать ее за руку. А потом вдруг разрешила остаться на ночь в ее крохотной квартире-студии. Он влюбился в нее плавно и естественно, без демонстративного романтизма, почти незаметно для него самого. И все же начал рисовать себе в фантазиях их общее будущее, представлял, как женится на ней, как они поселятся на уединенной ферме с безупречно прекрасными дочерьми.
Человек предполагает, а Бог располагает. Это изречение явно принадлежало гению.
Вместо воображаемой будущей Питер продолжал вести прежнюю жизнь – допоздна просиживал за своими исследованиями. Он сам и все сотрудники лаборатории были убеждены, что Питер на пороге великого открытия. Бывали дни, когда он настолько погружался в работу, что забывал ответить на звонки Мануэлы.
Он убеждал себя, что потом, попозже, все ей возместит. А впоследствии никак не мог вспомнить, говорил ли он ей хоть раз, как сильно любит ее.
Глава III
На окраине города в небольшом переулке стояло массивное здание складского типа из белого кирпича, на стене которого синей клейкой лентой была изображена цифра 100. В лучшие времена, когда экономика района была на подъеме, здесь производили молочные бутылки причудливых форм из толстого стекла. На протяжении десятилетий после того, как компания пришла в упадок, здание пустовало. А затем какой-то местный бизнесмен купил его, чтобы организовать общежитие для студентов. И вот теперь здесь было множество похожих на пещеры комнат и художественных студий – настоящее прибежище для всей городской богемы, художников и музыкантов.
Энергичный ритм музыки в стиле примитивного техно сливался со стуком капель дождя по крыше старого здания. Как обычно, в этот уик-энд здесь проходила разгульная вечеринка.
Большое открытое пространство было разделено шторами, и в каждом отсеке обосновалась отдельная группка студентов. В одной из компаний устроили шумное представление, вращали шесты, цепи и прочие предметы. Другая уселась тесным кружком и бурно обсуждала проблемы мировой политики. Среди шума и гама можно было различить отдельные слова или обрывки фраз.
– Пара парней, как те, что в Египте, например, только ухудшают положение, – говорил молодой человек с замысловатым пирсингом на лице. – Это все программирование или дело в энергетике определенной местности?
В другом отсеке, уставленном растениями, деревьями и комнатными фонтанами, девушка с длинными косами по имени Альма читала стихи собравшимся вокруг нее друзьям, превратив это в небольшой спектакль, где декламация неожиданно сменялась танцами. А под висящим куполом парашюта в еще одной группке юноши пили, курили и заплетающимися языками обсуждали философские вопросы, чакры и похищение людей инопланетянами.
На видавшей виды кушетке между двумя ребятами восседал Джек Франклин. Он сидел и слушал – худой, с длинными волосами и пирсингом, обилием татуировок на верхней части тела. Обычно открытый человек с задумчивым лицом, сегодня он явно был чем-то озабочен и расстроен. Он сделал всего один глоток водки из бутылки, которую пустили по кругу. Остальные жадно пили из той же бутылки и по очереди курили сигарету с марихуаной. Джек несколько секунд покатал сигарету пальцами, затем передал дальше. Он потер виски и прикрыл глаза. Ему было трудно следить за нитью разговора. Наконец он встал и собрался уходить.
Его друг, сухопарый бритый наголо блондин по имени Сэм, прервал беседу, заметив, что Джек уходит, и пошел следом.
– В чем дело, дружище? Ты, кажется, сегодня не в своей тарелке?
– Да, никак не могу сосредоточиться. Головная боль просто убивает. Понять не могу, в чем дело!
Сэм сочувственно поглядел на него.
– Ты сегодня весь вечер сам не свой.
– Просто устал. Зайду позже.
Сэм, потомок одной из самых состоятельных семей в городе, считал себя социалистом. Он жил на несколько сотен долларов в месяц из своего доверительного фонда, а остальное жертвовал на благотворительные цели – любые, в зависимости от его сиюминутного настроения.