Кувырок через голову

Репродуктор снова закашлялся и сообщил громко:

— Серьёзно говорю. Собака пришла к служебному входу. Одна. Сидит. Явно кого-то ждёт. Вроде бы — эрдель.

Тут уж все сразу побежали.

Впереди бежал папа, за ним — тётя Неля с недокрашенными ресницами, потом — заслуженная артистка Булавина в гриме злой волшебницы с зелёными волосами, её дочь Маринка, лохматый медведь со сдвинутой на лоб пастью, два зайца, артист Стурис в пионерских шортах, режиссёр, который громко кричал, чтобы все оставались на своих местах, бутафор с волшебным помелом, хохочущий волк в одних носках, девочка, которая была рукомойник, осветитель с бутербродом во рту, чей-то толстый друг, который случайно забрёл за кулисы и ещё не нашел того, к кому шёл, главный администратор театра в сиреневом бархатном пиджаке и ещё кто-то, кто присоединился по дороге.

Ася тоже бежала, но она не помнит — где.

Всё это неслось узкими театральными коридорами, внезапно сворачивало за угол, стучало каблуками по лестницам, вываливалось во внутренний двор, к дикому удивлению старого кота, который там как раз отдыхал от мирской суеты, и уже через двор врывалось прямо в дежурку к вахтёру.

Ворвалось и замерло.

Вахтёр стоял, как памятник, и указывал куда-то рукой.

Всё повернулось по направлению этой руки.

Там, возле стенки, в спокойной и безмятежной позе сидел Сенатор и наблюдал, как всё это к нему летит.

— Сеня, прости меня! — крикнула тётя Неля и упала ему на шею.

С великолепным чувством собственного достоинства Сенатор ждал, когда она успокоится. И только потом он вздохнул, отряхнулся, будто сбросил с себя все эти бесприютные дни, которые навсегда останутся его тайной, и слегка вильнул тёте Неле хвостом. Простил всё-таки! Если бы Сенатор был даже лучшим драматическим актером нашего времени — это все потом говорили, — он и тогда не смог бы найти более эффектного момента для своего возвращения.

Спектакль кое-как доиграли, но никто уже им особенно не интересовался. За кулисами, по крайней мере…

А потом Ася с папой на такси завезли тётю Нелю с Сенатором туда, где они живут, и скорее поехали домой. Не терпелось рассказать маме, как Сеня вернулся!

Дверь в квартиру почему-то была приоткрыта…

— Мама! — крикнула Ася. И осеклась.

Мама сидела, сгорбившись, в коридоре на тумбе для обуви, уставившись в одну точку куда-то на голой стене. Ноги её лежали поперек коридора, как неживые. Лицо у мамы было пустое и белое. А над её головой мерно, как вечный двигатель, раскачивалась на вешалке старая Асина куртка. И от этого её качания почему-то сделалось страшно.

— Таня, что? — страшным шёпотом крикнул папа.

— Мария-Антуанетта съела Паскаля, — пустым голосом сообщила мама, глядя всё так же перед собой на голую стенку.

У Аси перехватило горло.

— Как — совсем? — спросил папа.

— Не совсем, но насмерть, — вяло объяснила мама. — Я уже убрала. Ася клетку забыла закрыть…

Ася вбежала в свою комнату. В клетке сидела Мадам и старательно чистила себе перья. Она была одна! Ещё не знала! Ещё думала, что её Паскаль где-нибудь в коридоре. Заблудился и не может найти дорогу назад.

Если бы она знала!

Ася с рёвом кинулась на диван.

Только сейчас она поняла, что за прекрасное безответное существо ещё так недавно было с ней рядом. Как доверчиво он трогал Асю за палец. Как трогательно наивен был в своей тугодумности и с какой безропотностью сносил все насмешки. Как чисто звучал в рассветной предутренней тишине его слабый голос. Как счастлив он бывал, когда ему удавалось, наконец, добраться до люстры и покачаться там на звенящих подвесках рядом с Мадам…

И вот его больше нет.

Мама с папой вошли к Асе в комнату и стояли печально.

— Ну, хватит, — нерешительно сказал папа. — Чего теперь реветь? Он к Марии-Антуанетте зашёл под буфет. И она, естественно, не удержалась.

— Ничего, пусть ревёт, — мама была безжалостна. — Пусть чувствует, что живая душа — не игрушки. Бросить! Уйти! Не закрыть клетку! Нет, пускай запомнит, что эта гибель на её совести.

— Нет! — заревела Ася. — Мама, нет! Я же не хотела!

— Кто говорит, что хотела, — сказала мама жёстко. — А вина всё-таки твоя.

— Туськина вина! — вдруг закричала Ася. Если бы мама не была такая безжалостная, Ася бы так никогда не крикнула. — Дрянь! Дрянная кошка!

Ася вдруг ощутила, что она эту Марию-Антуанетту прямо своими руками сейчас…

— Что за «дрянь»? — рассердился папа. — Выбирай выражения!

— Туся, конечно, тоже штучка, — неожиданно поддержала мама.

Ася вскочила. Если бы она сейчас заглянула в зеркало, то, наверное, сама бы себя испугалась. Такой у неё был ужасный вид!

Но Асе было уже не до зеркала. Она побежала в кухню. Обшарила всю! Побежала в мамину комнату. Опрокинула стул. Стул полетел с грохотом. Ася даже не остановилась!

— Где же? Где? — даже себя она уже не слышала.

Залезла шваброй под ванну.

Залезла под папин стол, где узко, пыль и старые плёнки.

Ася сама не знала, что она сейчас сделает с Марией-Антуанеттой, когда её найдёт. Но чувствовала — что-то ужасное.

— Напрасно ищешь, — вдруг сказала мама. — Её больше нет.

— Как? — даже папа вздрогнул.

Неужели мама…