Кувырок через голову

Прибежал Фингал и стряхнул всё с себя на папины брюки. Сразу стал сухой! Папа поглядел, какие теперь брюки, и решил:

— Нагулялись. Можно двигаться к дому.

Фингал культурно шёл рядом без поводка. Встречные смотрели на него с уважением. Идти тут недалеко. Но, как мама любит говорить: «Район у нас прекрасный, у этого района только один недостаток — здесь наш папа вырос». Этот недостаток Асе с мамой давно известен, а Богданов, например, не знал.

— Обрати, Вадим, внимание на этот дом, — торжественно объявил папа.

Богданов обратил.

Дом серый, четырёхэтажный, с большим балконом в центре. На балконе стоит девчонка с косичками, свесившись через перила, и корчит Богданову рожи.

— Я в этом доме родился, — гордо сообщил папа.

Удивительно, как он помнит. Ася совершенно не помнит, где она родилась. А мама всякий раз рассказывает по-другому. То Ася из гнезда вывалилась, как Борис Аркадьич Бельмондо. И они с папой в листьях её нашли, Ася там пищала. То будто она сидела в кружевном одеяле на каком-то необитаемом острове, на тёплых камнях, и махала им погремушкой, чтоб её забрали. А мама с папой мимо на лодке плыли. Хорошо, заметили, как взблёскивает погремушка! Или будто они получили новую квартиру, открыли своим ключом, вошли. Пусто. А посередине, на маминой пишущей машинке, сидит голая Аська и колотит голыми пятками прямо по клавишам. Одну букву — «Э» — она, кстати, тогда повредила. И эта буква у мамы до сих пор заедает, мама показывала…

Всё, конечно, врёт. Но это неважно. Ася давно поняла, что не столь уж важно, как человек родился, где, в каком доме. А важно, что этот человек — есть. Но папа никак не поймёт.

— В этом самом доме, — умиляется папа. — На третьем этаже.

Ага, где девчонка как раз корчит рожи. Ася тоже ей скорчила.

— Давно? — спросил Богданов.

— Как тебе сказать? Довольно давно…

— Ничего, вы ещё не очень старый, — утешил его Богданов.

Болтает, как обыватель! Папе тридцати семи лет ещё нету. Что он, старый? Ему все на улице говорят: «Молодой человек!» И в магазине. А когда он в метро место старичку уступил, старичок вообще сказал: «Спасибо, юноша!» Может, у самого Богданова мама старая! Но Ася же ничего не говорит!

Ася втиснулась между своим папой и этим Богдановым.

Спихнула Богданова с тротуара, будто случайно, и пошла рядом с папой. Но папа опять ничего не понял.

— Ты зачем человека толкаешь? — говорит.

— А сюда ты ходил в детский сад, да? — сказала Ася, чтобы сделать своему папе приятное, пока бесчувственный Богданов бредёт по мостовой и сопит.

— Запомнила? — умилился папа. — Именно в эти ворота мама меня водила. Шарфом закутает и ведёт. А я все ревел. Не хотел её отпускать на работу.

Фингал и то давно уж запомнил. Возле этих ворот всегда остановится и нюхает каменную тумбу. Особенно тщательно! У этих ворот дворник тогда сидел, папа рассказывал. Смотрел, кто идёт во двор. Запирал на ночь свои ворота. Нужно было звонить, как в квартиру, если поздно, например, вернулся. Этому дворнику делать, наверно, нечего было, раз он занимался такими пустяками. Ася не представляет, чтобы их дворничиха, которая всегда кричит на Фингала, зачем он шляется, запирала ворота на ночь. Она тогда бы никому не открыла. Чтобы не шлялись! Это счастье, что ворот давно нет. Ходишь в арку, когда захочешь, и никто не смотрит.

— А в эту булочную я бегал за хлебом, — сообщил папа радостно.

Вспомнил! Никакой давным-давно нету булочной. Асе иногда кажется, что и никогда не было. Один папа видит.

— Где? — не понял Богданов.

— Тут булочная была, — показал папа, — где «Химчистка». Калачи такие ещё пекли, тёплые, с маком.

— Всегда «Химчистка» была, — хмуро сказал Богданов.

Ему, значит, тоже кажется.

— А на этом углу у меня два рубля отняли, — счастливо вспомнил папа. — Так жалко было, смех!

— Как — отняли? — удивился Богданов.

— Очень просто, — с удовольствием объяснил папа. — Бегу вечером в булочную, а они — вдруг из тёмной подворотни. Большие мальчишки! Самый верзила говорит: «Раскошеливайся!» И два рубля забрал. Как, думаю, домой возвращаться? Целых два рубля. По-теперешнему-то — двадцать копеек. Из дому хотел сбежать…

— Вас мама била? — заинтересовался Богданов.

Папа как-то быстро взглянул на него.

— Нет. А что?

— Ничего, — Богданов снова нахмурился. — Просто спросил. А вы с ними дрались?

— С кем? — папа уже забыл. Такой рассеянный, вроде мамы.

— Ну, с этими… которые отобрали…

— Не помню, — задумался папа. — Нет, вроде не дрался. Маленький ещё был. Испугался.

— А я бы дрался, — твёрдо сказал Богданов.

Ася знала, что он говорит чистую правду, правду и ничего, кроме правды. Это она где-то читала. Когда Калюжный из третьего «Б» нарочно Асю толкнул в буфете и все деньги раскатились по полу, Богданов ему так дал! Калюжный потом на коленках ползал, пока всё обратно собрал. До копейки! Теперь он Асю за километр обходит в коридоре, будет помнить.