Кувырок через голову

А когда она уходила, чуть не унесла Туську. Как-то не обратили внимания, что Марии-Антуанетты давно не видно. А она, пока все кричали, тихонько залезла в сумку под лук. И там затаилась. Папина первая любовь подняла свою сумку: «Какая тяжелая! Вроде — была легче». Папа сразу понял. «Лилечка, открой». Она смеется: «Что? У вас сумочки проверяют?» Папа сам открыл и выволок Марию-Антуанетту за шкирку. Туська ни за что бы не вылезла, обожает чужие вещи…

— Помнишь, как Мария-Антуанетта к ней в сумку залезла? — засмеялась Ася.

— А как же? Сразу почувствовала, что это моя первая любовь.

— Туся, что ли, тогда уже была? — удивился Богданов.

Ася фыркнула.

— Туся? — не сразу сообразил папа. — Была, куда она делась. Это ж недавно было. Собственно, первая любовь была, конечно, давно. А это уже не та первая любовь…

Запутался. И Богданова запутал совсем. Бедный Богданов! Папа запутает хоть кого: где он, где его первая любовь, через какой проходной двор он бегал к своему лучшему другу и где их школа была.

Что поделаешь, папа в этом районе вырос! Еще Богданову повезло, что папа ему пока не рассказывал, почему так улицы называются, как назывались раньше, кто чего построил, с фамилиями, именами и отчеством, и что раньше в каждом подъезде было. Папа на историческом факультете два года учился, пока ушел. Вот тогда бы Богданов узнал!

Их дом, к примеру, сто восемьдесят семь лет на этом месте стоит. Интересно, Богданов знает?

— Сто восемьдесят четыре, — уточнил папа.

Вечно он уточняет!

— Капитальный ремонт уже был, — солидно вспомнил Богданов.

Папа сообразил вдруг, что ремонт был до их появления на свет, богдановского и Аси, значит, для них этот капитальный ремонт — тоже уже история. А что же тогда сто восемьдесят четыре года? Звенящая бездна! Куда он, папа, швыряет камушки…

— Тебе большие цифры что-нибудь говорят? — спросил Асю.

— Говорят, — сразу отозвалась. — Особенно — восемьдесят восемь!

— И что же? — спросил папа с надеждой, хотя насчет этой цифры у него в памяти ничего вроде не всплывало.

— Кувырок через голову, — объяснила Ася.

И тут же хотела показать папе этот кувырок-восьмерку, которую она всегда видела. Но было слишком мокро на тротуаре после дождя. Скользко! Даже Фингал бы не кувыркнулся…

Тем более — папа не переспрашивал, значит, понял.

За каждой цифрой стояло для папы конкретное дело, событие, битва или пропорция, горе, радость. Все, что человечество накопило, он умел видеть в цифрах.

Но Асю он как раз не совсем чтобы понял. В ее кувырке была какая-то совсем другая конкретность, которой папа не чувствовал. И только зачем-то соображал сейчас для себя, что, к примеру, восемь тысяч восемьсот восемьдесят восемь — 8888 — это сколько же кувырков?…

— А мне цифра «пять» говорит, — пошутил Богданов. — У меня по физкультуре «пять». А больше ни по чему.

Была в его скромной шутке какая-то освежающая простота, дающая душе передых. Без кувырка через голову. Папа вдруг ощутил, что он устал мыслить образно. И гнаться всё время за собственной дочерью. Лучше бы Аська была ещё маленькая! Подхватить её на руки, подкинуть, чтоб взвизгнула и чтобы волосы встали на ней, как перья. Папе вдруг стало грустно, что дочь уже выросла…

Но он сразу же устыдился.

— До подъезда наперегонки! — бросил папа клич. Так, запыхавшись и деля пальму первенства, они и влетели к себе в квартиру. Фингал первым влетел.

Мама поглядела на папины брюки, которые были до прогулки как новые, а теперь — сплошь в Фингаловых грязных лапах. Поглядела, как Фингал вольно скачет по чистому полу, оставляя повсюду мохнатые бездумные следы, и хватает Марию-Антуанетту прямо за голову веселой клыкастой пастью. Отметила вслух:

— Хорошо быть все-таки толстокожим…

— Почему? — забеспокоился папа.

Он как-то любит все принимать на свой счет. С этим папиным недостатком Асе с мамой надо все время мириться.

— Это я про Фингала, — объяснила мама. — Этот не пропадет! Неля снова звонила. Сенька так и не нашелся. Плакала в трубку.

— Я Веру предупредил, — сказал папа.

— Всех уж предупредили. А Сенатора нет.

Еще папа сказал, что надо читать объявления на заборах. Люди могут найти Сенатора и дать объявление. Ася всегда читает, если пишут разборчиво. «Помогите болонке Дине вернуться в родную семью! Она больна, ей нужна диета. Заплатим любую сумму!» Ася читала, например, такое объявление. Но нашлась ли Дина, она не знает, там телефон был оторван…

— На собачьем рынке надо бы подежурить, — еще сказал папа.

— Круглые сутки не будешь дежурить, — вздохнула мама. — Даша одна боится ехать, а Нелька работает в воскресенье, у нее запись.

Сели ужинать.

Вдруг папа взял книжку, облокотил ее на сахарницу и начал читать. Ася была уверена, что мама сейчас его остановит, скажет, что лучше бы он со всеми с ними поговорил, чем читать за едой, это вообще для глаз вредно и папа подает детям плохой пример. Она сама за столом не любит читать и папе всегда не дает.

А мама вдруг улыбнулась:

— Что — интересно читать за едой?