Кутузов

Были и другие новости. Павел прекратил войну с Персией и отозвал войска В. Зубова, остановил воинские приготовления к походу против французов, отменил новый рекрутский набор, ввел жестокую дисциплину в армии, гвардии и даже при дворе: вельможам вменялось в обязанность к семи утра быть на приеме у государя. Он освободил политических узников: Новикова, Радищева, Трубецких, Костюшко и назначил два дня в неделю, в которые всякий подданный мог явиться к нему с устной или письменной просьбой.

Но к чему приводили самые благие намерения монарха? Как вспоминал А. Т. Болотов, «пользуясь свободою и дозволением всякому просить своего государя, затеяли было и господские лакеи просить на господ своих и, собравшись несколько человек ватагою, сочинили челобитную и, пришед вместе, подали жалобу сию государю, при разводе находившемуся. В оной, очернив возможнейшим образом своих господ и взведя на них тысячи зол, просили они, чтоб он освободил их от тиранства своих помещиков, говоря прямо, что они не хотят быть в услужении их, а желают лучше служить ему. Государь тотчас проникнул, какия страшныя, опасныя и бедственныя последствия могут произойти, если ему удовольствовать их просьбу… и, обозрев окружающих, подозвал к себе одного из полицейских и приказал, взяв сих людей и отведя на рынок, публично наказать нещадным образом плетьми и столько, сколько похотят сами их помещики… Сим единым разом погасил он искру, которая могла бы развести страшный пожар, и прогнал у всех слуг и рабов просить на господ своих». Россия и при Павле I оставалась тем же дворянско-крепостническим государством, отнимавшим у подневольных рабов даже самую возможность жаловаться.

Обрушивши свои реформы на армию, Павел I, безусловно, хотел пресечь злоупотребления, особенно многочисленные в последнее пятилетие царствования его матери. Он запретил использовать нижних чинов в услужении по домам, дачам, деревням, слил свои гатчинские войска с гвардейскими привилегированными полками, исключил из службы офицеров, не находившихся в полках в момент его вступления на престол, и т. д. Однако крайность мер и непримиримая ненависть к недавнему прошлому искажали до неузнаваемости даже добрые начинания. Чего уж тогда говорить о мерах губительных.

В числе их было неукоснительное стремление Павла подвести войска под прусский образец. Обмундирование, введенное по почину Потемкина, простое и удобное, было заменено прусским. Солдат одели в темно-зеленые, толстого сукна мундиры с лацканами, отложным воротником и обшлагами кирпичного цвета и длинные камзолы. Головы спереди остригли под гребенку и облили вонючим салом. К вискам привесили огромные пукли, а к затылку прикрутили аршинную косу и осыпали ее мукою. Каждый получил шляпу с широким серебряным галуном, большой петлицей и с черным бантом. Но шляпа эта была такой диковинной формы, что едва прикрывала голову и сваливалась на марше. Фланелевый черный галстук в два пальца шириною перетягивал шеи до невозможности. Ноги обули в курносые тесные башмаки и стянули за коленями черными суконными штиблетами с красными вдоль всей ноги пуговицами. Все снаряжение было тяжелым и обременительным.

Еще в бытность наследником Павел издал для своих «потешных» гатчинских войск устав 1760 года Фридриха II с некоторыми исключениями и добавками, направленными против екатерининских порядков. В самом начале 1797 года сей устав сделался обязательным для всей русской армии. При дворце был открыт «тактический класс», где военные советники нового государя — Каннибах, Штейнвер, Линденер на ломаном русском языке учили генералитет и офицеров новому строю и показывали приемы с эспантоном, парадным оружием в виде короткого копья, которое учредил для офицеров Павел. Унтер-офицерам вместо ружей даны были алебарды в четыре аршина длиной, то есть число стрелков в полку уменьшилось на добрую сотню человек.

За сущую безделицу генералы и офицеры исключались из службы, сажались в крепость, ссылались в Сибирь. Отправляясь на развод, они брали с собой по нескольку сот рублей на случай, если их отправят в ссылку. Один из заслуженных воинов, подполковник Федор Лен, заведовал офицерами свиты. Он был участником суворовских походов и при Измаиле «рекогносцировал крепость, по словам полководца, с лутчим узнанием всех мест, был под картечными выстрелами, с неустрашимостию выбрав удобные места для заложения демонтир батарей, и при открытии оных на правом фланге под канонадою успевал повсюду с отличным успехом и расторопностию», за что и получил боевого Георгия. Любимец Павла Аракчеев накинулся на него с позорной бранью за мелкую оплошность. Лен безмолвно выслушал оскорбления, остался при своих занятиях до конца, но, возвратясь домой, написал Аракчееву короткое письмо и застрелился.