Переговоры продолжались долго: до весны 1812 года. Несколько раз договаривающиеся стороны готовы были прерваться из-за несогласия, вновь вступив в военные действия. Александр I, впрочем, как и граф Н. П. Румянцев, рассчитывал, что турки согласятся уступить Молдавию и Валахию и признать границу по Дунаю. В противном случае император настаивал на том, чтобы Кутузов проявил твердость. Михаил Илларионович, используя старые связи, состоял в переписке с русскими посланниками в Париже и Вене. В начале января 1812 года он получил информацию от графа Лудольфа, сицилийского посланника в Константинополе, сообщавшего: «России нельзя терять ни минуты, ей готовят страшный удар. <…> Наполеон имеет веские причины желать, чтобы война затягивалась. <…> Он формально предложил [Турции] не заключать мира с Россией, если между ним и этой державой возникнет война <…> и попытаться добиться возвращения всех уступленных провинций, если Порта возьмет на себя обязательство не вести переговоров [с Россией] без его ведома»
41. Как ни странно, но настойчивость Наполеона производила на турок обратное действие, особенно с тех пор, как он стал зятем австрийского императора. Кутузов вовремя довел до сведения уполномоченного султана Галиба-эфенди обещание Наполеона вознаградить Австрию за союз с ним за счет владений Оттоманской Порты. Совершенно неожиданно дипломатическую поддержку России оказал шведский посланник, представлявший в Константинополе интересы страны, традиционно считавшейся недружественной России. Бывший маршал Наполеона Бернадот, ставший наследным принцем шведским, специально направил ко двору султана своего представителя барона Гиммеля. В этой и без того напряженной ситуации Наполеон сделал дипломатический шаг, который должен был, по его расчетам, притупить бдительность России и отвлечь ее внимание от угрозы, приближавшейся к нашим границам. Он направил Александру I письмо, в котором предлагал вернуться к «духу Тильзита», прекратив холодность дворов, и обратить войска «на выполнение прочих своих обширных планов». Михаил Илларионович сразу же довел содержание этого послания до сведения Галиба-эфенди. Тем временем Александр I, приписав медленность переговоров исключительно лени Кутузова, решил заменить его своим ставленником — адмиралом П. В. Чичаговым. Новый главнокомандующий отправился на Дунай, имея при себе два рескрипта, согласно которым М. И. Кутузов должен был в любом случае оставить свой пост и явиться в Петербург. В тексте первого рескрипта от 5 апреля старому полководцу предлагалось сдать армию Чичагову и приступить к деятельности в Государственном совете; в тексте второго рескрипта от 9 апреля государь поздравлял его с заключением мира и приглашал в столицу для «награждения за все знаменитые заслуги». Согласно преданию, Екатерина Ильинична через верных людей узнала о намерениях государя и вовремя известила обо всем своего супруга, который успел подписать предварительные условия мира с Портой за день до приезда адмирала. Граф Румянцев настаивал на том, чтобы Кутузов не шел на уступки, требуя установления границы по Дунаю. Александр, втайне от канцлера, разрешил Михаилу Илларионовичу уступить и согласиться с границей по реке Прут, если Турция вступит в союз с Россией. Старый дипломат понимал, что в тех условиях это было недостижимо: султан отказался заключить союз с Наполеоном и с Австрией, которая, в свою очередь, уже заключила союз с Францией. В этом случае союз с Россией означал бы для Турции объявление войны Наполеону и «цесарцам», претендовавшим на ее территорию. Но мир был необходим России, и Кутузов принял на себя ответственность за его условия: «Что касается до союза, то об оном не упоминается в трактате, по неимению у полномочных турецких достаточной власти на помещение таковой статьи. Настаивая в сем требовании, не только повредили бы мы скорейшему успеху начатого дела, но и вовсе бы ход оного и самое событие могли приостановить»
42. Граница между двумя государствами отныне проходила по реке Прут до ее впадения в Дунай, а далее по его левому берегу до впадения Дуная в море. Граница Азии оставалась такой же, как и до войны. Сербам обеспечивалась безопасность и предоставлялись те же права, что и всем жителям Архипелага, включая местное самоуправление. Когда Чичагов вручил Кутузову второй рескрипт, то Михаил Илларионович, взглянув на дату (император не мог узнать о заключении мира), сразу все понял. Государь оставался верен себе: он готов был предпочесть Кутузову кого угодно. Для Наполеона мир, заключенный М. И. Кутузовым в Бухаресте, явился полной неожиданностью, так как еще в начале мая перед походом в Россию он рассуждал так: «<…> Они (турки. —