Кутузов

В любом деле теперь Михаил Илларионович был связан по рукам и ногам. Не только передвинуть полк, но заменить пуговицы на мундире нельзя было без царева разрешения. Умерли три обывателя в Кивинованском киркшпиле – рапорт государю. Не отпущено унтер-офицерам положенное число алебард – новая бумага. Возникла нужда в адъютанте по частым разъездам – письмо генерал-майору Нелидову с просьбой донести его величеству, ежели он «сие не дерзновенным считает». Начался или прекратился падеж скота, утонул в Выборгском заливе мастеровой, пьянствует в егерском полку унтер-офицер или капитан берет деньги у солдат – все всепокорнейше докладывается на самый верх.

Да вот третьеводни Кутузову вновь пришлось поволноваться. И из-за чего? Гарнизонный офицер в Выборге напился пьян, нанял тихонечко у фурмана лошадей, уехал за город и увез с собой дочку пастора. К счастью, скоро схватились и отыскали его с ней в слободе. Офицера Михаил Илларионович немедля отдал под караул, а девицу вернул к отцу. Пастор упрашивал не предавать дела огласке, а потихонечку женить виновника. Но Кутузов был иного мнения. Он отправил обо всем случившемся рапорт Павлу и объяснял в письме Екатерине Ильиничне: «Воля императорская женить его или нет... Я не надеюсь, чтобы государь на меня за сие погневался, что его не тотчас хватились и поймали. Впрочем, власть Божия...»

Закончив письмо жене и подписав еще ворох бумаг, Михаил Илларионович мог позволить себе за обедом перелистать свежие газеты. В «Санкт-Петербургских ведомостях» извещалось:

«Сегодня, пополудни в 5 часов, в Кушелевом доме, даст приехавший сюда из Штокгольма с 9-летним своим сыном камер-музыкант Бервалк концерт. Билеты для лож, кресел и прочих мест можно получить у Демута под № 36...

...Всемилостивейше произведен из генерал-майоров в генерал-лейтенанты Войска Донского Орлов...

...В Малой Коломне, в Дровяной улице, под № 66-м, у отъезжающей продаются дворовые люди: девка 18 лет, которая умеет шить цветами и белье чинить, из крестьян; мужик 40 лет, женщина 35 лет, сын 14-ти и девка 16 лет; все они хорошего поведения; серый попугай, который говорит чисто по-русски и песни поет, да гнедой рысак, а о цене спросить в оном доме у хозяина. Тут же отдается лакей с женой в услужение, лакей – портной, а жена – хорошая прачка и шьет в тамбур цветами и блонды плетет; оба хорошего поведения...»

Далее сообщалось, что странствователь Мунго-Парк возвратился из Африки в Лондон. Ни один европеец не проникал так далеко, как он. Мунго-Парк подтвердил известие других путешественников о существовании города Гуссака, лежащего при реке Тумбуктое, который вдвое многолюднее Лондона. Печатались объявления о продаже книг: «Способ отгадывать имена, кто кого любит или о ком задумает» – 15 копеек, «Арапский кабалистик, прорицающий будущее и предсказывающий судьбу каждого человека» – 20 копеек. Говорилось и о птичьем базаре – торговле недавно привезенными в Петербург тульскими, курскими и новосильскими соловьями, обученными свистеть полкуруантами, скворцами-говорунами, а также арзамасскими гусями и учеными жаворонками...

Скучно, скучно!..

Несмотря на обилие забот, Кутузова грызла тоска по настоящему делу. Он не верил в близость шведской кампании. «Завесть, что ли, теневой театр? – думал он. – Или купить курских соловьев? Спрошу Катерину Ильиничну, дорого ли они стоят. А то в эдакой глуши совсем закиснешь. Да скажу, чтоб прислала романов немецких и французских побольше. И когда же прекратится эта финская морока?..»

Летом 1798 года начались переговоры с командующим войсками в шведской Финляндии генералом Клингспором об уточнении сухопутных границ и разграничении островов в Финском заливе. Они продолжались всю осень, а затем и зиму, то прерывались, то возобновлялись сызнова. Кутузов зарылся в карты, в инструкции Иностранной коллегии, дотошно вникал во все мелочи, а сам жадно следил за новым поворотом в российской политике.

Одной из романтических причуд Павла было объявление себя протектором Мальтийского ордена – уцелевшего осколка крестоносцев средневековья. Когда Бонапарт отправился в 1798 году в египетскую экспедицию, он мимоходом завладел Мальтой. Это вызвало у русского императора неудержимый гнев. 10 сентября, в специальной декларации, он принял орден под свое верховное руководство, а 29 ноября возложил на себя сан великого магистра Иерусалимского ордена. Павел горел желанием покарать Францию, в которой, по его словам, «развратные правила и буйственное воспаление рассудка попрали закон Божий».

Последствием всей этой фантасмагории было заключение военного союза с Австрией, а затем – с Англией и Турцией. Русские войска удалось-таки выманить за границу: в октябре корпус генерала Розенберга перешел Буг у Бреста и через Люблин, Краков, Брюнн направился к Кремсу. Как замечает русский историк, «это движение послужило прологом борьбы, завязавшейся вскоре на полях Италии и среди Альп, которая со временем привела всю континентальную Европу в Кремль, а нашу армию в Париж».