1 марта 1764 года он был направлен волонтером (добровольцем) в войска под командованием генерал-майора И. И. Веймарна в Польшу, где, по словам историка, «Репнин твердою рукою, даром слова и благоразумными мерами, возложил корону на стольника Литовского, графа Станислава Понятовского»18. Вопреки ожиданиям Франции и Австрии, традиционно поддерживавших в Польше антирусские настроения, влияние России в «стране вековой анархии» стало преобладать. Воспринимая дворцовые перевороты как норму политической жизни в Петербурге, в Париже и в Вене полагали, что Екатерина II всецело поглощена внутренними проблемами и вообще процарствует не более четырех — шести лет. Иностранные дипломаты «проглядели» союз России и Пруссии в «польском вопросе», полагая, что после смерти Петра III подобный альянс невозможен. «Мои предшественники не имели союзником короля Фридриха: и вот мое преимущество перед ними; искреннее содействие, оказанное мне моим союзником, довело это избрание в Польше также единодушно, как и спокойно к концу. <…> Я не удивляюсь, что великие державы возбуждены против меня: я устранила преграду, неудобную для России, но весьма выгодную интересам этих держав»19. Впрочем, на деле все выглядело не так «единодушно»: «Под Варшавой Виленский воевода князь Радзивил 28 июня напал на отряд полковника Бока, где находился капитан Кутузов. Бок со своим помощником Кутузовым не только отбили нападение Радзивила, но и обратили его в бегство»20. Первая военная кампания Кутузова продолжалась всего год, но и этого времени хватило для того, чтобы он уверился в своих силах, а его начальство убедилось в том, что молодой офицер не боится опасности и так же расторопен и сметлив на поле боя, как и на учениях.
1 марта 1765 года М. И. Кутузов снова возвратился в Астраханский пехотный полк, который квартировал в Новой Ладоге под Петербургом и время от времени нес караульную службу в столице. Императрица Екатерина II по-прежнему благоволила красивому, остроумному, образованному офицеру, который везде был к месту — и в поле, и при дворе. Указом от 31 июля 1767 года капитан Астраханского пехотного полка был переведен в распоряжение генерал-прокурора князя А. А. Вяземского для не совсем обычного на первый взгляд занятия: он был направлен в Большую комиссию, которая должна была составить новое Уложение. Более 500 депутатов съехались в Москву «изо всех уездов и городов», причем в их числе были однодворцы, «пахатные солдаты» и даже крестьяне. Депутатом от Северной столицы был избран граф Алексей Григорьевич Орлов, а в комиссии для составления депутатского наказа приняли участие один тайный советник, один генерал-майор и три купца. По мнению В. А. Бильбасова, собрание представителей Русской земли, во-первых, «для того, чтобы от них выслушать нужды и недостатки каждого места», и, во-вторых, «для заготовления проекта нового уложения» — великий акт, призывавший русский народ в лице его выборных к участию в законодательстве. В той форме, в какой эта мысль была выражена, она являлась действительно «опытом великой доверенности к народу», и день открытия комиссии есть день, «долженствующий навсегда остаться священным для России». В этот день 545 депутатов привезли в Москву и представили на всенародное обсуждение длинный перечень «нужд и недостатков» из 1264 местностей, из которых прежде доносились лишь «напрасные жалобы и подавленный ропот». Никто не радел о нуждах русского человека, никто не заботился о недостатках той или другой местности, когда «с высоты престола» раздался образный голос Екатерины: «Выскажите свои жалобы. Caпог жмет вам ногу? Мы постараемся поправить это. У меня нет системы; я желаю только общего блага — оно вместе с тем и мое собственное. Работайте. Собирайте материалы, издавайте проекты — узнайте, чего вы хотите». Дело, безусловно, было необычным. В Волоколамске, например, по случаю выбора дворянского депутата в комиссию проходили торжественные обеды и ужины у знатных лиц и даже был «сожжен фейерверк, в котором изображено имя Императрицы, а по сторонам начальные литеры: Б. М. И. П. Б. О., означавшие „благоволение монаршее, исполнение подданных, благополучие общества“ и т. п.». Манифест о созвании Большой комиссии был встречен с живейшей радостью, и, не дожидаясь успехов предприятия, «местами заговорили о памятнике, который дворянство намеревалось воздвигнуть Екатерине II»21.