Кустодиев

Еще до отъезда в Париж Кустодиев был извещен коллегами по совместной учебе в академии, Д. Н. Кардовским, А. А. Мурашко и другими, о создании Нового общества художников. Он получил приглашение вступить в члены общества и представить свои работы на первую выставку, на что ответил согласием.

В марте секретарь Нового общества художников А. Ф. Гауш известил Кустодиева об успехе их первой выставки и о том, что представленный на ней портрет Ю. Е. Кустодиевой (с собакой) приобретен музеем императора Александра III.

В действительные члены общества наряду с Кустодиевым был избран и Н. Л. Аронсон.

Молодой критик Сергей Маковский, рецензируя выставку в «Журнале для всех», особенной похвалы удостоил «мраморы Аронсона». «Некоторые из них, — писал критик, — образцовые произведения по изысканной обработке камня и пластической красоте замысла. Особенно хорош горельеф Святой Иоанн. Самый тон мрамора, теплый, розовый, удивительно гармонирует с характером лепки… У Аронсона — дар серьезный, настоящий… Он довольно долго учился у Родена. Это видно» [116].

Из пейзажей критик выделил работы А. Гауша, Д. Кардовского и «очень интересный» этюд Кустодиева «Тихий вечер».

О той же выставке написал в журнале «Весы» Александр Блок и среди удачных работ отметил портрет Н. Б. Поленовой кисти Кустодиева.

В письме к Гаушу, поблагодарив за приятную весть о покупке портрета его жены музеем Александра III («это еще лишнее доказательство успеха нашей выставки»), Кустодиев делится своими парижскими впечатлениями, рассказывает о выставке современных французских художников в галерее Жоржа Пети, где были представлены работы Симона, Ла-Туша, Ла-Гандара, Бланша и других. «Какие удивительные мастера, как много в них настоящего культурного искусства!» [117]— восклицает Борис Михайлович.

Что касается первого из упомянутых им художников, Люсьена Симона, то в высокой оценке его искусства Кустодиев присоединился к мнению своих соотечественников — М. Сабашниковой и А. Бенуа. Бенуа считал Симона и другого бретонского художника, Котте, «наиболее видными парижскими живописцами конца XIX века» и признавался: «Меня очень пленяла его широкая, бодрая, уверенная манера как в масле, так особенно в акварели, нравились и его краски, в которых было столько света и свежести. Особенно я оценил некоторые его портреты, но и в бретонских сюжетах Симона было столько бодрости, здоровой простоты!» [118]

«Свет», «свежесть», «здоровая простота» — вероятно, те же качества живописи Симона пленили и Кустодиева. Недаром уже в парижский период палитра его картин, как, например, «Утро», заметно светлеет.

В конце марта Кустодиев уезжает на две недели в Испанию — он стремится увидеть полотна великого Диего Веласкеса и по возможности кое-что скопировать. Он едет с Павлом Шмаровым, с которым учился в Академии художеств. Репин считал Шмарова одним из лучших своих учеников. За свою дипломную работу он, как и Кустодиев, удостоился пенсионерской поездки за границу. Хорошо знавшая его в Академии художеств А. П. Остроумова-Лебедева как-то заметила: Шмаров «много обещал. Стремился к сложным композициям, к массам и большим размерам… От него очень многого ждали. Но я думаю, что не ошибусь, если скажу, что он не оправдал этих ожиданий» [119].

Перед разлукой Юлия немного всплакнула, но муж клятвенно обещал писать столь подробнейшие письма, что скучать ей не придется. И это обещание он выполнил.

Сделав короткую остановку в Мадриде, путешественники в тот же вечер выезжают в Севилью. В старинный город они попали в «страстную пятницу», в разгар предпасхальных торжеств, и зрелище праздничной процессии завораживает русских художников. «По узким улицам, — пишет Кустодиев, — запруженным народом, очень медленно двигаются всевозможные изображения страстей Христа, все это очень богато, на серебряных подставках, в парче с золотом и цветами. Громадные балдахины с богородицей, кресты, орудия пытки… кругом фигуры все в черном, в высоких колпаках с капюшонами на лицах и двумя отверстиями для глаз, с крестами различного цвета на груди и высокими свечами. Трубачи, оркестры музыки, дети, Мария Магдалина… все это идет и идет по городу с 12 часов ночи до 4-х дня; это такая картина, которую я никогда не забуду…» [120]

Среди иных севильских впечатлений, нашедших отражение в письме, — статуя Христофора Колумба недалеко от кафедрального собора, знаменитый памятник мавританской архитектуры — дворец Алькасар, а на другой стороне Гвадалквивира — памятник Веласкесу.

Счастливый путешественник признается, что делать зарисовки в альбоме ему некогда, слишком много всего надо увидеть. На следующий день идут смотреть бой быков.

В том же году и, скорее, уже не в Париже, а по возвращении в Россию Кустодиев напишет холст «Севилья. Страстная пятница», изобразив столь поразившую его ночную религиозную процессию.