— Этого не надо стесняться, Анастасия, — продолжал Пятахин. — Я тоже поэт, между прочим, стихи сочиняю, «Апрельский пал» многим нравится. Слушай, Анастасия, а давай вместе будем сочинять, а? Пятахин-Жохова, как тебе?
Иустинья стала раздуваться, буквально опухла от злости, сделалась похожа на опасную рыбу фугу — еще чуть, и иглы полезут, шипы отравленные.
— Хотя лучше отдельный псевдоним придумать, — продолжал разворачиваться Пятахин, видимо, поедание кактуса пошло ему на пользу. — Парамон Пяжохин, как? Нет! Нет! Лучше по-другому! Фрол Жо…
Все громко засмеялись, я тоже не удержался, кажется, все-таки талант.
— Скотина! — взвизгнула Иустинья, она же Анастасия.
И немного попыталась выцарапать Пятахину глаза, но попала только по щеке. Личность Пятахина закровила, сам Пятахин растерялся.
— Ну, ладно… — сказал он. — Как хочешь, пусть будет Энестэйша Жо…
Жохова прянула снова, но Пятахин был уже наготове, сунул нетбук в сумку на спинке сиденья и поймал Жохову за руки.
Путешественники, особенно немецкого происхождения, с интересом наблюдали за происходящим.
Жмуркин пока спал, погрузившись в наушники, не слышал, будить я его не спешил.
Лаура Петровна, кстати, тоже улыбалась и как бы всем своим видом давала обществу понять, что она над схваткой, тут и без нее начальства хватает. Ну и еще тут было… По слухам, два года назад Жохов-отец застрелил любимого лабрадора семейства Скрайневых, лабрадор по бестолковости убежал, а Жохов его за безнадзорность щелк меткой пулей в ухо, Жохов-старший бестрепетен, это все знают.
Иустинья тем временем вовсю уже выкручивалась из лап Пятахина, и было видно, что сын Департамента культуры скоро уступит свои позиции дочери пастыря. Это понял и Пятахин, он резко отпустил Жохову и отпрыгнул.
Жохова осталась стоять, растирая запястья и скрежеща зубами.
— Вот я сообщу батюшке-то — он тебя в карцер посадит, — неуверенно пообещал Пятахин, потирая щеку, размазывая кровь в пятно. — На луковую похлебку…
Иустинья затряслась. Крупно и угрожающе, она вообще, как я погляжу, оказалась мастерица устраивать собой разные эффекты, трепетать, вцепляться, выдирать. А с виду не скажешь. Хотя…
Пятахин вытер кровавые руки о джинсы.
— Тебе нужен пластырь, — посоветовал Лаурыч.
— Круто она тебя, — подал голос Дубина, возможно, с некоторой завистью.
— Это любовь, — подытожила Снежана.
— Отдай! — с ощутимо замогильными интонациями потребовала Иустинья.
— Поцелуй — тогда отдам, — пообещал Пятахин.
А вот баторские в разборке участия почему-то не принимали, молчали, смотрели дружно в окно. Странно.
— Отдай немедленно, а то очень пожалеешь, — прошипела Иустинья.
— Отдай, Пятачок, — посоветовала Снежана. — А то она тебя действительно поцелует!
Браво! Снежана Эмчээсовская тоже девушка непропащая, еще больше в этом укрепляюсь. Тег «Любовь».
Пятахин вновь раскрыл нетбук.
— Наверняка тут есть признания, — сказал он. — Личный дневник монахини…
— Отдай, а не то я выброшусь, — пообещала Иустинья.
— Она умеет, — сказала Снежана. — Подайте прорубь!
— Да куда ей бросаться, мы как на подводной лодке, — Дубина постучал по стеклу автобуса.
— Выкинусь! — крикнула Иустинья так пронзительно, что Жмуркин проснулся.
Он сел, потерянно огляделся, потер глаза.
Иустинья направилась к выходу.
— Что тут происходит? — одурело спросил Жмуркин и стащил наушники.
— Жохова выброситься хочет! — объявил Пятахин.
— Василий Иванович, останови, пожалуйста! — попросил Жмуркин. — Опять что-то…
— Да тут проруби нет, сейчас лето!
— Пусть выпрыгивает, — сказала Снежана. — Одной дурой меньше.
Штуцермахен стал притормаживать.
— Вы все гады! — крикнула Иустинья. — Гады! Гады! Всех вас ненавижу!
Она подскочила к дверям автобуса и стала их пинать ногами и толкать корпусом. Бум-бум-бум, сколько силы вскипело в этом, казалось бы, хрупком теле.
— Автобус сломаешь! — заявил Дубина.
— Устя, успокойся, — попросил Жмуркин.
Но Иустинья не унималась — билась и билась, и Дубина не выдержал, выбрался из кресла, подошел к Жоховой и попытался ее оттащить.
Жохова не далась, громко щелкнула зубами, и Дубина отступил в нерешительности.
Иустинья долбанула в дверь спиной, уперлась ногами в ступени и принялась выдавливаться.
Дверь стала приоткрываться.
— Тормозите! — крикнул Жмуркин.
— Сейчас вывалишься ведь, дура, — сказал Дубина.
И как настоящий джентльмен он попытался оградить даму от выпадения на асфальт, любой на его месте поступил бы так же.
Случилось вдруг нечто фантастическое — Иустинья выхватила откуда-то, мне показалось, что из рукава, довольно большой электрошокер и раз!!! — всадила его Дубине прямо в лоб. Все-таки пресвитер Жохов снабдил свою Устеньку средством обороны от недругов, я так и знал.
Между глаз Дубины проскочила озорная искра, и боксер недоуменно осел на пол.
Автобус остановился. Двери с шипеньем отошли.
— Ах ты дрянь! — со своего места выскочила Снежана.
Она бросилась на Иустинью, та с ловкостью Джеки Чана выставила шокер перед собой. Снежана наткнулась. Шокер щелкнул, Снежана не упала, замерла, затем вцепилась в Жохову, и они вместе вывалились из автобуса.
В канаву.
Тег «…».
Тут даже не придумаешь.