Жмуркин похлопал стихам так искренне, что мне показалось, что ему стихи понравились, раньше он был, помнится, склонен к идиотизации действительности, видимо, эту привычку до конца изжить не получилось.
— А теперь приступим к культурной программе, — улыбнулся он. — Для начала давайте возьмем…
— А ближе всего здесь Снегурочка, — сообщил вдруг Лаурыч. — Буквально две улицы. Мы там с мамой были, там водку в ледяных стопках наливают!
Лаура Петровна дернула Лаурыча за шиворот, Лаурыч мотнулся, как кукла, громыхнул зубами.
— Тогда нам туда! — сказал Пятахин. — К Снегурочке!
— Реально, поедемте к Снегурочке, — подхватил Листвянко. — Там прикольно, мне рассказывали.
— Там ледяной гроб! — продолжал Пятахин. — Все изо льда! И температура минус сорок пять, как на Северном полюсе!
Я бы лично, конечно, отправился в музей, посмотреть на Честнякова, на живопись всякую, но все неожиданно завыли в пользу Снегурочки.
— Но Снегурочка у нас последней по списку…
Жмуркин поглядел на Лауру Петровну, та самоустранилась.
— Тут на самом деле недалеко, на Лагерной, — проинформировал Лаурыч. — Вон за тем домом, туда поворачивать… три минуты.
— На Лагерной? — не поняла Александра.
— Гулаг-Штрассе, — пояснил я. — Тут еще со времен Василия Шуйского застенки были. А теперь в тюремных подвалах сделали резиденцию Снегурочки. Сама увидишь.
Александра написала на бумаге, сунула Дитеру с Боленом, они восхитились. Кто из иностранцев не захочет погулять по Гулаг-Штрассе?
Автобус въехал на улицу Лагерную. Она оказалась вполне себе нормальной, скорее всего тут раньше размещались военные лагеря или пионерские, но рассказывать про это Александре я не стал, зачем лишать родину очарования?
Дом Снегурочки был выдержан в стиле. Неотесанные бревна, закомары, балясины, наличники и прочие украшения, коньки-горбунки, короче. Вокруг врытые в землю столбы, идолы из русских народных сказок, Лихо одноглазое и тому подобные берендеи, дубы-колдуны, какие-то грибы поганки и мелкий невысокий народец, похожий то ли на гномов, то ли на ежей-переростков, мне показалось, что их выпилили из небольших чурбаков. Скамейки из ясеня, ворота, которые никуда не ведут. Должен признать, все это было красиво сделано, чувствовалось, что Снегурочка где-то здесь, вот-вот выскочит-выпрыгнет, пойдут клочки по закоулочкам.
Но оказалось, что Снегурочки пока нет. Штатная Снегурочка заболела, а у приглашенной был ненормированный рабочий день, все равно в такую погоду никто не хочет окунуться в ледяной погреб, ну, разве что какой-нибудь оригинал из Копенгагена. Так, во всяком случае, сказал нам распорядитель, второй помощник Снегурочки, если судить по бейджу, Агафон.
Я особо не удивился, что Снегурочка в отпуске, и не удивился, что Жмуркину удалось быстро убедить Агафона пустить нас в ледяной погреб, в конце концов, где еще встретишь целый автобус лопухов в такую погоду?
Тубергерл Рокотова и ее спутник тубербой Герасимов в ледяной погреб спускаться не стали по причине слабого здоровья, Лаура Петровна сказала, что она и в автобусе посидит, остальные вроде были не прочь. Даже Иустинья прельстилась.
Нам выдали совершенно роскошные шубы до земли, не шубы даже, а скорее дохи, тяжелые и пахнущие сельским хозяйством. Мы все обрядились в них и стали похожи на закарпатских партизан. На головы мы натянули такие же мохнатые шапки, дизайном «папа должен умереть», на ноги валенки, свалянные по старинным рецептам в глубинах весьегонской волости из волчьей шерсти. Агафон проверил наше облачение, после чего дал добро на спуск в ледяной ад.
И ведь спустились. Агафон отвалил тяжелые двери, и мы сошли по ледяным ступеням, держась за ледяные поручни, выдыхая космический пар и чувствуя, как глаза изнутри прилипают к векам.
Дом Снегурочки оказался что надо. Сплошной лед. Мебель изо льда, сосульки с потолка, ледяная койка, ледяной стол и ледяной столб, и прочая ледяная утварь. Очень сухо и тихо.
В центре подвала потолок немного просел, видимо, по причине летнего времени, и в помощь ему поставили полированный металлический столб, в котором мы все немедленно отразились.
И самовар. Огромный, настоящий, с медалями. Хотя нет, не настоящий, электрический. Но переделанный из настоящего — сбоку торчал шнур с розеткой. Александра сразу устремилась к нему, а я стал прислушиваться к своим ощущениям. Тихо. Мертво. Забыто. Хорошо. Я зиму люблю гораздо больше всякого лета.
— А тут ничего, — сказал Листвянко. — Прохладно так.
Он притянул к себе Снежану, влюбленные обнялися.
— Тут вообще-то чай горячий обычно наливают, — сообщил Лаурыч. — Очень интересные ощущения — сидишь весь в морозе, а чай просто кипятковый.
— Это чайник? — спросила меня Александра, указав на самовар.
— Самовар, — объяснил я. — Зельбст… Зельбстгемахтер… кажется.
Пятахин лег на ледяную постель и выпустил задумчивый воздух.
— Жохова, — позвал он. — Как тебе тут, а? Ты девица к холоду привычная…
Жохова не обратила внимания.
Я обошел Ледяную комнату по периметру, отметил, что есть в ней какой-то смысл, и в общем не зря я тут побывал, вспомню потом, напишу.