— Ничего, Оленька, все обойдется. Я тоже большого счастья не видела. И может даже хуже было, чем тебе. Ты хоть кого-то ругаешь, винишь в своей доле, а мне упрекать некого. Сама во всем виновата. А от этого еще горше… Вроде бы все было… Но, как же не покурить, не выпить и не поматюкаться с парнями. Крутая девчонка… Колется… — Она усмехнулась. — Родителей своих достала — все из квартиры вытащила…продала. Один раз даже мебель спустила. Отец тогда в горячке меня из дома выгнал, бросил в сердцах, что лучше бы я сдохла от передозировки, не мучила ни кого и сама не мучилась. Конечно, никто мне смерти не желал. Отец потом искал меня почти целый месяц, нашел в одном притоне и вернул домой. Но денег не давал, да и особо не из чего было. Ходила на дорогу, зарабатывала сама, ты знаешь. Врала родителям, что работаю в вечернюю смену, они понимали и не допекали вопросами.
Зина замолчала и подруги сидели, каждая думая о своем, личном. Обе хотели и мечтали жить лучше, вариться в общественном бытие, которое в силу ряда известных причин отвергали и которое относилось к ним настороженно и недоверчиво.
Зинаида вдруг спохватилась:
— Ой, мне же надо домой бежать — обед готовить. Я за продуктами пришла. Отстегнешь?
— Бери, — устало произнесла Ольга и поплелась к плитам.
Чужое счастье разбередило душу, сдавило сердце. И если бы сейчас было несколько чеков с героином — укололась бы непременно. Не посмотрела на прошлое, на только что сказанное, махнула на будущее… Не обрела еще истинной веры в свое излечение и возможность изменить судьбу. В такие моменты и совершаются срывы… И снова покатится человечек по наклонной, станет вспоминать со вздохом дни без наркотиков, жалеть, что не выдержал и укололся. Именно в эти часы и минуты остро нуждается он в поддержке близкого, родного существа, а его, как правило, нет рядом или вообще нет.
Зинаида вернулась в дом немного расстроенной. Сердцем она понимала подругу, переживала за нее. Тяжело видеть чужое счастье, когда своего нет. И только сильный человек может радоваться, а не огорчаться от сторонней фортуны. Ум же твердил другое: чего раскисать, жизнь в Центре классная, здоровье идет на лад, парни под боком гарные. Лови момент — не хочу… И за подругу порадоваться не мешало бы. А то встретила с весельем, а проводила за упокой.
Она отогнала мысли, повесила телогрейку на вешалку и усмехнулась, глядя на свой ватник. «Ничего, не все сразу и скопом. Будет и пальто хорошее или шуба, будет и другая одежда». Зина повеселела от приятных размышлений и прошла на кухню. «Все получится, все станет прекрасно и здорово!»
Она глянула на часы и заторопилась, решила приготовить мужу мясо по-капитански. Резала его мелкими кусочками, руки, словно соскучившись по любимому делу, быстро управляли ножиком. А мысли витали далеко от стола. В настоящем и будущем, к прошлому нет возврата.
Степан появился внезапно. Она ждала, как раз закончила делать королевский салат, и все равно вздрогнула. Выбежала в коридор, бросилась на шею и заплакала беззвучно, прижимаясь всем телом и пряча счастливое, мокрое личико.
Караваев не задавал вопросов — от чего слезы, понимая их истинную причину, и искренность чувств радовала. Он, прижимая девушку одной рукой за талию, второй смахнул капельки с лица, как бы вытер еще раз пальцами и заговорил ласково:
— Вот… теперь все в порядке, никакой сырости, — и улыбнулся. — Я на минутку забежал, за тобой. Пойдем обедать вместе.
Он уже заходил перед этим в столовую и по загадочной улыбке Ольги, по тому, как она подала ему на пробу только несколько ложек вместо привычного настоящего обеда, догадался, что на прием пищи его ждут дома. Решил не говорить об этом, предоставляя жене, как не привычно звучит это слово в первые дни, эксклюзивное право на презентацию.
— Нет, милый, в столовую ты больше ходить не будешь.
Зина быстро расстегнула ему пуговицы на дубленке, снимая с плеч, улыбалась.
— Иди, мой руки — она подтолкнула его ласково к ванной, а сама заторопилась на кухню накрывать на стол.
Караваев понял, что Зина приготовила еду и, войдя на кухню, все равно удивился.
— О-о! Здорово! Когда ж ты успела? И продукты где взяла? У меня же не было ничего…
— Успела, — Зина улыбнулась загадочно. — А продукты в столовой взяла — мы же стоим там на довольствии. Слава богу, посуда есть. — Она немного замялась в нерешительности, а потом спросила: — Может коньяка налить или водки стопочку? И вино есть…
— Нет, вот этого не надо, — решительно ответил Степан и, сглаживая свою твердость, продолжил: — Покушаем и в город поедем. Надо тебе что-нибудь взять — не солидно жене директора в спецодежде ходить.
Зинаида обрадовалась несказанно, обняла любимого сзади за плечи, мешая ему орудовать вилкой.
— Спасибо, милый. А как же я поеду, Степушка, нас же не выпускают из Центра?
Караваев хмыкнул.
— Ты вот что — сама-то поешь, а то крутишься вокруг меня… А на счет выпускают — не выпускают, можешь не беспокоиться. Лечение твое закончилось и ты более не воспитанница. Ты жена директора Центра и веди себя соответственно.