Курсом зюйд

— Дурные вести, Петруша? — негромко спросила Дарьюшка, явившаяся к нему в кабинет в скромном на вид, но роскошном по исполнению и отделке домашнем платье.

— Смотря как обернётся, душа моя, — он отложил письмо в ящик и на всякий случай запер оный. Жене-то доверял полностью, но раз она пришла, то уже не даст ему засидеться в кабинете. — Катька велела тебе кланяться. Ещё о многом отписала, есть о чём подумать.

— Ты ведь знаешь, я не лезу в политику…

— Да и Бог с ней, — приход Дарьи настроил Петра Алексеевича на несерьёзный лад. — Поди сюда.

Усадив жену к себе на колени, он полюбовался её улыбкой. Вообще для него было удивительно, чтобы женщина, обладавшая весёлым нравом, не являлась при том шлюхой. Но люди грядущего не умещались в рамки нынешнего века. Даже тихая, скромная Дарьюшка оставалась единственной в своём роде, второй такой не существовало. Это он знал совершенно точно.

— У тебя недавно приступ был, — напомнила она, нежно коснувшись его щеки. — Уже который за этот год. Раньше ничего не говорила — всё понимала. Но сейчас можно немного отдохнуть.

— Именно сейчас и нельзя, душа моя, — сказал он. — Викторию мы одержали, однако самое трудное не в том. Удержать плоды той виктории — вот чем мы нынче заняты.

— О, да, желающих прибрать их к рукам хватает, — согласилась супруга. — Не завидую сестрёнке. Сначала ей пришлось со шпагой в руке завоёвывать ту победу, а сейчас — с бумагой и пером — надо защищать завоёванное. Но ты как раз можешь себе позволить немного отдохнуть.

— Мне и в гробу отдохнуть не позволят, — усмехнулся Пётр Алексеич. — Здесь тоже изрядно всего приключается. Утром расскажу. А сейчас и впрямь лучше отдохнуть.

— И никакой политики? — снова улыбнулась Дарья.

— Нет, душа моя, именно политикой мы с тобой и займёмся, — весело сказал он. — Мне дочка позарез надобна. Подрастёт — королевой её сделаю. Ты уж расстарайся, Дарьюшка.

— Наука доказала, что пол ребёнка зависит не от мамы, а от папы, — нарочито серьёзно ответила ему супруга. — Так кто из нас должен стараться?..

Интермедия.

—…И много было у вас девок, таких, как ты?

— В нашем подразделении — трое. Две погибли. Одна в бою, другая…в общем, растяжку проглядела. Снайпером была. В артиллерии есть женщины, в подразделениях РСЗО. Почти вся тыловая медбригада женская, и среди полевых медиков девочек много… Ты к чему это спросил?

— Стараюсь понять, что вас на войну понесло. Или иного занятия и впрямь не нашлось?

— Ты когда-нибудь видел разорванных взрывом детей? Нет? А нам — приходилось, целых восемь лет. Когда до меня дошло, что горе не частное, а общее… Нас набралось не так уж и мало. И всё-таки в чём-то ты прав. Таких, как я, быть не должно.

— То-то же. Однако сделанного не воротишь. Раз уж подрядилась быть солдатом, то на полпути не останавливайся. В Полтаве ты изрядно повоевала, теперь повоюешь в Копенгагене… А ты как думала? Посланник — тот же офицер на поле сражения, токмо баталия у него иная.

— У нас я как-то прочла в одной книге: мол, лучше пролить бочку чернил, чем реки крови… Ты уверен, что такое дело стоит поручить именно мне?

— Именно тебе. Ведь ты лучше прочих знаешь, что будет, ежели не справишься. Оттого и стараться будешь на совесть…

4

Петербург действительно строился. И не в последнюю очередь — как цитадель.

Но пока боевых действий не предвиделось, Петропавловская крепость использовалась как место, где можно содержать ценный трофей — пленного шведского короля. Конечно же, не в каземате, Боже упаси! Почётный пленник пребывал в одном из верхних помещений Меншикова бастиона — первого, который вместо дерева сразу строился в камне[13]. Только в этом году работы и завершились, а в соседнем, Государевом бастионе, они шли полным ходом, так что Карл при желании мог слышать, а иной раз, во время нечастых прогулок, и видеть, как его геополитический противник строит крепость, призванную противостоять силе Швеции.