Курский излом

Но я хочу просить Вас, чтобы Вы отдали распоряжение о сформировании моей армии такой, какой она была сформирована в г. Острогожске в 1943 г.»{149}.

Через три месяца, имея только два корпуса, 5-я гв. ТА передается 3-му Белорусскому фронту, который в этот момент готовился к операции «Багратион». Ее цель — разгром немецкой ГА «Центр», освобождение Белоруссии и Литвы. Армия [213] П. А. Ротмистрова была включена в состав подвижной группы фронта.

«Наступление началось 23 июня 1944 года, — писал профессор Ф. Д. Свердлов. — Но не всегда и не во всем оно шло гладко. Не вдаваясь во все детали, хочется вспомнить такой эпизод. В ходе наступления танковой армии к реке Березине командующий фронтом генерал армии И. Д. Черняховский был недоволен недостаточно быстрым продвижением танковых корпусов П. А. Ротмистрова. Они не сумели далеко оторваться от стрелковых войск. И. Д. Черняховский доложил об этом в Ставку, и П. А. Ротмистрову было сделано «внушение». Напоминание П. А. Ротмистрова о том, что он перед началом операции неоднократно просил дать ему третий танковый или механизированный корпус, который мог бы быть использован для быстрого развития наступления, было оставлено без внимания.

После форсирования Березины армия сделала успешный рывок и в ночь на 3 июля вышла на окраины Минска. В этот же день к столице Белоруссии пробились бригады 2-го гвардейского танкового корпуса, действовавшего левее 1-го Белорусского фронта. К исходу дня Минск был освобожден. Восточнее города оказалась в окружении более чем 100-тысячная группировка фашистских войск.

И. Д. Черняховский приказал П. А. Ротмистрову повернуть один танковый корпус на северо–запад, на Вильнюс, а второму продолжать наступление на запад, к городу Лиде. Силы армии раздвоились. Вот когда особенно сказалось отсутствие третьего корпуса! К Вильнюсу танкисты прорвались, но темпы наступления снизились. И. Д. Черняховский вновь обратился в Ставку, на этот раз с просьбой снять П. А. Ротмистрова с занимаемой должности. Вспомнив «старые грехи», Сталин освободил Павла Алексеевича от командования танковой армией и назначил заместителем командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии, на должность почетную, но не самостоятельную»{150}.

Возможно, свою роль при принятии этого решения сыграли и «сигналы», направлявшиеся в Москву политорганами о моральном облике командарма. Судя по воспоминаниям тех, кто знал лично П. А. Ротмистрова, он никогда не был аскетом и «любил жизнь во всех ее проявлениях». Так, E. С. Катукова пишет, что Павел Алексеевич «был неравнодушен к женщинам, любил «хорошо» выпить. Любил давать советы в моральном плане, но сам примера не подавал»{151}. А в книге члена Военного [214] совета БТ и MB РККА Н. И. Бирюкова находим следующую запись из его дневника за 13 июня 1944 г.:

«П. А. Ротмистров мало бывает в частях. Каждый приезд в часть заканчивается банкетом… Не замечает подхалимов. Особенно в этом усердствует Вовченко. Вовченко в своей приемной повесил портрет П. А. Ротмистрова»{152}.

Как бы там ни было, но на этом его непосредственное участие в боевых действиях Великой Отечественной войны завершилось.

М. Е. Катукову выпала иная судьба. В ноябре 1943 г. его первая танковая вновь передается в состав 1-го Украинского фронта и участвует в Житомирско — Бердичевской, а затем Казатинско — Бердичевской наступательных операциях. В конце марта ее соединения форсировали Днестр в районе украинского города Черновцы и освободили его. За проявленное личное мужество и умелое руководство войсками в этих кровопролитных боях ряд офицеров армии были удостоены высоких наград. Среди них и отличившиеся в Курской битве полковники В. М. Горелов и А. Х. Бабаджанян, они были награждены Золотыми Звездами Героя Советского Союза.

25 апреля 1944 г. оказался для генерал–полковника М. Е. Катукова одним из самых радостных и запомнившихся дней той страшной войны. Его детище — первая танковая стала гвардейской.

Затем было форсирование рек Буга и Сана, освобождение украинских городов Ярослава и Перемышля. А в начале августа 1944 г. началась одна из наиболее тяжелых операций и в жизни командарма и его гвардейцев — Львовско — Сандомирская. Вдова Михаила Ефимовича, очевидец тех боев, вспоминала:

«Самые трудные дни войны, с моей точки зрения, бои на Сандомирском плацдарме. Это говорили и Михаил Ефимович, и МЛ. Шалин, и Н. К. Попель, и все наши медики.

Бои жестокие, часто гвардейцы вступали в рукопашные схватки. Танки вели огонь прямой наводкой, в упор, шли на таран. Сколько раненых в этих боях, сколько крови…

На машинах «Додж» и «Виллис» Катуков все время на передовой. Он болен… Противник потеснил нас, и Катукову пришлось самому, лично с маузером во весь рост в цепи, возвращать людей на передовые позиции… здесь каждый километр полит кровью наших солдат. Дорогую цену мы заплатили за него.

18 августа 1944 г. сопротивление врага было сломлено, и город Сандомир был освобожден»{153}. [215]