— Теперь все будет по-другому. По закону! — от последнего произнесенного слова Гоша чуть не осекся. Слишком непривычно было для него такое высказывание. Но быстро взял себя в руки и громко проговорил: — А иначе я вам покажу кузькину мать!
Затем Гоша перевел взгляд на главбуха и добавил:
— Простите, товарищ Кузькина… Ваша мама тут ни при чем, Марь Семённа. Я имел в виду, что некоторые могут сесть, гм, на скамью. И совсем не в парке культуры и отдыха. Все… Идите работайте, товарищи, не бесите меня больше.
Подчиненные встали, а Гоша, никого больше не стесняясь, достал из шкафа бутылку редкого вискаря и плеснул себе сразу полбокала.
Вереница людей поспешила из кабинета в коридор, лишь один из них задержался. С лицом пронырливым и хитрым. Глянешь на него, и на ум придёт расхожая фраза: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»
— Тебе чего, Ваня? — вопросительно уставился на него Гоша. — Выпить хочешь?
Тот замахал свободной рукой.
— Нет, что вы, Георгий Вадимович. В рабочее время ни-ни…
— Правильно, молодец. А то уволю на хрен.
— Я тут по вашим вопросам, по излишкам пояснить кое-чего хотел. Дело в том, что они не случайны…
— Говори уже, — Гоша отпил вискарь. — Не тяни кота за причинное место.
Конюк огляделся, убедившись, что в кабинете он наедине с директором, а остальные ушли, и стал рассказывать.
Гоша вертел бокал в руке. Слушал и молчал. Ни разу не перебил. Такое гробовое молчание Конюка даже напрягало. Он не мог понять, чего ждать от своего шефа, и, прервав свой рассказ, осторожно спросил:
— Вы меня слышите, Георгий Вадимович?
— Да… Ваня. Я все понял. Получается, что у вас тут цеховое производство процветает. Причем полностью за государственные бабки проворачиваете.
— Тише, тише, Георгий Вадимович. И у стен могут быть уши. Вы не думайте, мы не бандиты какие. Старый директор даже премии выписывал работникам, неофициальные. Неучтенная продукция — и прибыль неучтенная. Не мы это придумали… Так всегда было. У нас на фабрике все четко отлажено, а нестыковки, так вовсе не нестыковки это. Так задумано. Это как в сказке про Золушку: если туфелька подошла ей идеально, то почему она потерялась? Понимаете?..
— И кто же за всем этим стоит? — прищурился Гоша.
Иван Иванович выдохнул и произнёс:
— А вы как? С нами?
— А не боишься, что я тебя сдам органам, Конюк?
— Ментов бояться, на дело не ходить, — вдруг улыбнулся кладовщик.
— О-о! — одобрительно закивал Гоша. — Вот это по-нашему. Свой человек. Жаль, что ты не сидел.
— Сидел, Георгий Вадимович.
— Тогда ответь мне на вопрос, Ваня. Кто за всем этим стоит. И имеет с этого самый жирный куш?
— Его никто не видел, Георгий Вадимович… По крайней мере, из тех, кого я знаю.
— Он уже два часа не выходит, — Федя жевал пирожок, сидя в старом жигуленке, который взамен нашей служебной «Волги» где-то раздобыл Горохов. — Что там так долго можно делать, в этом доме литераторов?
— На то он и писатель, чтобы в таком заведении заседать, — хмыкнул я. — Светлицкий — птица вольная. Хочет, с читателями встречается, хочет, дома коньячок попивает среди бела дня. Хорошо жить на пенсии. Я там так и не был.
Погодин так прыснул — хорошо ещё, начинка никуда не полетела.
— Ха, Андрюха. Какая, на фиг, тебе пенсия? Тебе до нее, как до Египта на лыжах. Пирожок хошь? С ливером… Отличные пирожки, не обманула торговка.
— Давай один, — я протянул руку. — Но так-то ты прав. Слишком долго Светлицкий не появляется. Встреч у него сегодня с массами не запланировано, я проверял его график, он в центральной библиотеке вывешен. Может, просто встретил там кого?
— Давай я проверю…
— Стой, сиди! — шикнул я.
— Так стоять или сидеть? — усмехнулся Федор.
— Опасно… Срисует тебя и поймет, что мы за ним следим.
— Да я аккуратно… Он меня в лицо-то не запомнил, наверняка.
— Такой все помнит, поверь.
— Ну давай я схожу, а? Надоело сидеть, и пирожки кончились, — канючил Погодин. — И вообще! Может, он смылся?
— Как смылся? — напрягся я. — Зачем? Когда?
— Откуда я знаю, вот заодно и проверю…
— Не мог он смыться, я за входом слежу. И ты следи, не верти башкой на девок.
— А ты уверен, что вход здесь единственный? Пожарный выход всяко должен быть.
— Думаешь, он увидел нас, что мы следим, и скрылся через черный ход?
— Фиг знает. Вот и проверю…
— Ладно, иди, — согласился я. — Только постарайся не отсвечивать.
Федя удовлетворенно хмыкнул и незаметно (думал, я не увижу) вытер пальцы о старенький чехол сиденья. С облегчением выдохнул и вышел из машины.
Не было его минуты три. И тут выскочил он из главного входа и, казалось, сейчас бросится вприпрыжку в мою сторону. Вот блин. Палит контору! Но нет… Сдержался Федор. Осадил коней и пошел обычным, ну разве что немного быстрым шагом. Оглядываясь на дом литераторов.
— Чего? — высунулся я автомобильное окошко, предчувствуя неладное.
— Нету его там. Я же говорил! Утёк Всеволод! Прикинь!
— Как утёк? Не выходил он, я же точно видел. Не мог проглядеть, если он только в старушку не переоделся какую-нибудь.
— Да нет там его внутри, я тебе точно говорю! Директриса сказала.
— Мало ли что сказала, а ты проверял?