— Ясно, — кивнул я. — Просто почему-то именно этих двоих убили, может, совпадение, а может… — я задумался.
— А может, я их убрал, — рассмеялся Гоша. — Так? И под маньяка все выставил.
— Я такого не говорил, — отмахнулся я.
— Но подумал, — хлопнул меня по плечу Гоша.
— Главное, что я тебе верю, — на полном серьезе проговорил я. — А вот другие могут так подумать.
— Знаю, проходили уже, — Гоша нахмурился. — Помню, как меня чуть под убийство Дубова не подставили. Спасибо тебе, разобрался.
— За такое спасибо не говорят. По-другому и быть не могло, — я вздохнул. Что-то не клеилось ничего. — Давай уже выпьем, наливай. Как дела-то вообще? Расскажи…
Гоша наполнил бокалы:
— Да потихоньку…
— А я слышал, что новый начальник милиции тебя не жалует. Людей твоих многих на нары вернул. На хвост тебе наступил.
— Издержки производства, — хмыкнул Гоша. — Но, по-хорошему, я даже рад, что он почистил мои ряды. Много беспредельщиков развелось в последнее время. Даже в моем окружении. В узде всех не удержишь. Если человек с головой, то со стороны властей предъявить ему нечего. А некоторые архаровцы почуяли силушку — и поплатились. Раньше как-то правильнее все было. Уважали законы воровские. А сейчас все больше молодежи появляется, которые не то что порядков не знают, даже ни одной ходки за плечами нет, а в бутылку лезут. И гонору столько! Чую, грядет времечко, когда авторитет «правильного» вора ничего значить не будет. Хаос тогда начнется в криминале и беспредел. Понимаешь?
— Угу, — кивнул я.
Мне ли не понимать. Уже скоро, к началу 90-х годов, преступный мир окончательно разделится на два основных и противоборствующих лагеря — блатных и спортсменов-бандитов.
Блатные чтили воровской кодекс, «спортсмены» же противопоставляли жизни по понятиям беспредел и силу.
Законники — представители так называемого старого воровского мира, криминальной общности со сложившимися правилами поведения в преступной среде (или понятиями) — беспрекословно соблюдали условности, как на воле, так и в тюрьме.
«Спортсменам» на все это было начхать. Их банды формировались главным образом из бывших титулованных спортсменов, военных в запасе, милиционеров и других отставных силовиков.
Если воры в законе предпочитали решать спорные вопросы, прежде всего, путем переговоров, то бандиты действовали по принципу «нет человека — нет проблемы». Своих конкурентов они попросту ликвидировали или, в лучшем случае, жестко «прессовали».
Гоша чувствовал приближение раскола. Уже сейчас, в восемьдесят шестом, складывались все предпосылки к этому. Но, не имея моего опыта, мало кто смог бы сейчас его сетования понять.
— Ты что задумался? — вывел меня из размышлений Гоша.
— Ты мне все испортил, — улыбнулся я. — Эх! Теперь нового подозреваемого искать.
— На живца его надо брать, — подмигнул Гоша, похрустывая грибочками.
— Это как?
— Ты сам как-то рассказывал, что каждый маньяк ищет общественного признания и славы. Возьми и посади невиновного, тогда убийца обидится, что его доблестные «труды» присвоены, и проявит себя.
— Легко сказать, посади. Где ж я тебе этого невиновного найду?
— А что, у нас разве всех за дело осуждают? — повёл Гоша плечами. — Ты мне-то не рассказывай. Улики состряпай и вперед.
Я замотал головой.
— Не, я так не могу. Тут что-то хитрое придумать надо, чтобы его выманить.
Звяк! На пол упала бутылка, которую подошедший официант неуклюже смел со стола локтем. Осколки щекотнули брызгами по ногам, хорошо хоть пустая была, и не придется вино от брюк отстирывать.
— Ты что, криворукий? — впился в него взглядом Гоша. — Глаза-то разуй!
— Простите, — проблеял официант и, опустившись на колено, принялся собирать осколки на поднос. — Я сейчас все уберу.
— Да встань ты! — поморщился Гоша. — Возьми веник. Не ползай на коленях, чай не перед барином извиняешься.
— Да, да, я сейчас принесу веник, — официант смылся.
— Во! — кивнул Гоша. — Давай я щас его при всех погромче отчехвощу и прилюдно выгоню. А наутро вы его труп найдете без головы или руки, ну или без чего-нибудь еще, как сам решишь. Свидетели есть, что я на него обозлился, мотив, стало быть, тоже у меня имеется. Вы меня — в КПЗ на двое суток. Как подозреваемого, и припишете маньячные дела. Настоящий убийца обидится и проявит себя.
— Да, но есть небольшая проблемка, — улыбнулся я. — Людей и официантов нельзя убивать. Ты забыл? Это тебе не ход в шахматах.
Гоша даже засмеялся.
— Так я ж не по-настоящему. Этот оболтус криворукий — мой родственничек дальний. По блату здесь держится, я его спрячу и велю носа не казать. А ты по сводкам пустишь, что, мол, труп обнаружен гражданина Рогова, двадцати пяти лет от роду. Мои ребята тоже слухи понесут. Прессу бы еще припрячь, но у нас цензура не пропустит дела такие, мясницкие, освещать на публику. Но и так хватит сводки и сарафанного радио, чтобы кипишу на весь город навести.
Кажется, Гоше вся эта задумка очень нравилась. Как старый актер, он хотел снова выйти под огни рампы.
— А потом что? — размышлял я.
— А потом ты меня отпустишь, типа, под подписку, мол, доказательств пока мало для обвинения собрал.
— И?