Курсант

сообщил подобравшимся воякам, что нас можно не досматривать, и затолкал в лифт. Барыню без каких-либо подсказок с моей стороны высадил на втором. То ли решив, что на нашей беседе с Волконскими ей делать нечего, то ли получив соответствующие инструкции. А потом вдруг поделился «сверхценными разведданными» — сообщил, что государь и государыня еще не отдыхали, но пребывают в прекраснейшем настроении.

Для нас эта информация была неактуальна, ибо мы ничего не выпрашивали, но сам посыл придворного я оценил. Ибо прекрасно понимал, что он, по сути, продемонстрировал нам чуть ли не высшую степень приязни.

Чуть позже, в коридоре хозяйского этажа, мое настроение снова ухнуло в пропасть. Ибо в самом сердце владений Валентины Алексеевны, обычно тихом, спокойном и чрезвычайно уютном, оказалось на редкость многолюдно и шумно. Хотя нет, не так: меня вывело из себя не количество людей, невесть зачем припершихся во Флигель Мятущихся Душ, и не негромкий, но очень «плотный» гомон, а недовольные, завистливые или, в самом лучшем случае, непонимающие взгляды, мигом скрестившиеся на нашей троице. А потом мы оказались в помещении, «назначенном» приемной «кабинета» Волконского, прошли мимо доброго десятка напыщенных аристократов, дожидавшихся своей очереди на аудиенцию, и услышали чей-то еле слышный шепот.

Если бы не слово «молокососы», прозвучавшее в этом утверждении, то я бы точно не взорвался. Ибо, несмотря на отвратительное настроение, держал себя в руках. Но столь унизительный эпитет, причем оскорбляющий не только меня, но и Валю, снова пробудил ярость. А она заставила меня остановиться в шаге от двери, медленно развернуться на месте, неспешно оглядеть любителей позлословить и нехорошо ощериться:

— Интересно, а к грязному языку прилагается хоть толика мужества? Или тот, кто назвал меня и мою даму молокососами, всего-навсего жалкий трус?

Черноволосого Земляка лет пятидесяти с солидным гаком,

как ни странно, доросшего только до первой ступени ранга мастер, аж перекосило от бешенства:

— Кто трус, я трус⁈ Да я втопчу тебя в землю, а потом сгною на каторге!!!

Я расплылся в предвкушающей улыбке:

— Озвучьте точное время и место втаптывания, пожалуйста! А то я решу, что вы просто надуваете щеки…

— Да я… — запыхтел он, но тут в наше «общение» влез Рахманинов. Что интересно, рыкнув так, что этому аристократу поплохело, а вся остальная «благородная публика» затаила дыхание:

— Время и место, Азат Каримович!!!

— Э-э-э…

— Что ж, раз вы в затруднении, значит, их назначит государь. Так что не вздумайте покидать Флигель Мятущихся Душ без его личного разрешения!

Чем чревато неисполнение этого распоряжения, Сергей Геннадьевич не сказал. Но Земляку хватило и намека на неприятности — он мгновенно взмок, да так, что капельки пота появились на лбу и крыльях носа, а щегольский черный пиджак начал темнеть под обеими мышками, затем торопливо кивнул и пообещал никуда не отлучаться…

…Мирослава Михайловна «считала» мой эмофон чуть ли не раньше, чем я переступил через порог. Поэтому все время, пока мы с Ярославом Третьим обменивались приветствиями, анализировала мое поведение. Не знаю, к чему к каким выводам она пришла в конечном итоге, но после того, как наша троица опустилась в кресла, спросила, что меня так сильно разозлило.

В принципе, я мог перевести стрелки на Земляка из приемной, но очень не хотел врать этой женщине, поэтому дождался ухода Рахманинова, кстати, тоже не ставшего докладывать Волконским о «ЧП», и сказал правду:

— Вчера вечером я, наконец, выяснил, за что уничтожили Вологодскую ветвь рода Рарогов, и все никак не успокоюсь…

Государыня как-то странно прищурилась:

— Не поделитесь вашей версией этого объяснения? Обещаю, что дальше нас с Ярославом это знание не уйдет!

Вспоминать вечерний разговор с матушкой было на редкость неприятно, но словосочетание «ваша версия», да еще и выделенное интонацией, заставило процитировать самую важную часть услышанного монолога:

— Лет пять или шесть тому назад начальник опытных мастерских оптико-механического завода показал Ольгерду Челомеевичу принципиальную схему тактического шлема с интегрированным прибором ночного видения нового типа

и попросил открыть линию финансирования этой разработки. В тот момент у вологодской ветви рода не было достаточного объема свободных средств, поэтому Ольгерд Челомеевич приехал в Великий Новгород. Глава старшей ветви счел разработку никому не нужной и очень грубо послал родича куда подальше. А в сорок восьмом, узнав, что устройство создано на его личные сбережения, прошло какой-то конкурс и вот-вот начнет производиться по заказу Министерства Обороны, приехал в Вологду, потребовал, чтобы все переговоры с руководством министерства шли только через него, и, вроде как, сообщил, что доля главной ветви рода в получаемых доходах удваивается…