Холин кинулся к выключателю, нащупал рычажок, рванул вниз. Комнату залил резкий свет. Боясь сразу перевести взгляд на кровать строителя, Николай Егорович сначала посмотрел на будильник, словно ища поддержки у живого, разумного существа. Будильник деловито стучал и показывал два часа ночи.
Потом Холин осторожно подкрался взглядом к кровати Жоры. Ноги… Ноги подтянуты к животу. На том месте, где должны лежать ноги, ничего не было. Строитель подтянул их к животу, скорчился. Спина… Спина выгнута, как у кота, когда он замерз… Лицо… Пока не надо смотреть на лицо… Руки… Руки под одеялом, рук не видно… Лицо… Еще рано смотреть на лицо… Одеяло сползло и одним краем касается пола, словно прикрывает кого-то под кроватью… Красивое одеяло… В черно-красную клетку… Не одеяло, а плед… Лицо… Нет, сначала волосы… Черные, уже поредевшие кудри с проседью слиплись от пота… Почему они слиплись от пота, ведь в комнате не жарко? Лицо… Вот оно, лицо. Синее, безучастное лицо мертвеца. Из уголка рта тянется тоненькая струйка крови. Черная кровь уже запеклась. Он так и знал, что увидит синее, безучастное лицо мертвеца. Не ожидал только крови… Откуда взялась кровь? Разве у тех, у кого останавливается сердце, бежит изо рта кровь?
Холин на цыпочках подошел к кровати строителя, тронул за плечо Жору. Плечо не шевельнулось. Качнулось все тело; если бы он нажал чуть сильнее, тело наверняка перевернулось на бок…
«Нет… – подумал Холин. – Нет…»
Потом он прислушался к своему сердцу. Против удавления, сердце билось нормально. Мозг тоже не жал, не пульсировал. Николай Егорович постоял еще некоторое время, продолжая удивляться своему спокойствию, и вышел в коридор. Коридор был пуст. Холин спустился в вестибюль. Там тоже никого не было. Место дежурной пустовало. На столе тускло поблескивало стекло, под ним какие-то бумажки.
– Эй! – крикнул Холин. – Кто-нибудь!..
«…будь» – отозвался вестибюль.
– Няня!
«…ня»…
«Телефон, – подумал Николай Егорович. – На столе телефон… Надо вызвать «скорую помощь»…»
Николай Егорович подошел к телефону, снял трубку. Трубка жила ровным гулом. Он обрадовался этому гулу, словно это была ниточка, связывающая его с живым миром.
Потом Холин набрал «03». Трубка продолжала гудеть так же, как гудела.
«У них свой коммутатор и своя «скорая помощь», – догадался Николай Егорович. – Телефоны должны быть под стеклом…»
Он заглянул под стекло и обрадовался, когда увидел:
Он стал читать по порядку, с самого начала: «Главный врач», «заместитель главного врача», «дежурный первого корпуса», «дежурный второго корпуса»… «Скорой помощи» не было. И вдруг по глазам ударило: МОРГ – 8-26.
Морг… То, что надо. Словно кто заранее позаботился…
Холин набрал номер 8-26. Трубка замолчала, будто подошла на цыпочках к окованной жестью двери, постучала и стала ждать трепетно и почтительно. Послышался тонкий, дрожащий звук, похожий на мяуканье котенка. Потом щелканье, кто-то сильно задышал в трубку, Холину почудилось, что из верхнего отверстия потянуло водкой и луком, и хриплый, равнодушный бас оказал:
– МОРГ СЛУШАЕТ.
Холин думал, что все будет по-другому, что взявший трубку не начнет первым разговор и начинать придется ему, Холину, и Николай Егорович приготовил первую фразу: «Алло, это морг? Говорят из пятого корпуса. У нас умер человек». Но сейчас он растерялся и сказал:
– Это морг?
Хотя ему ясно сказали: морг слушает.
– АЛЛО? ХР-ХР… МОРГ СЛУШАЕТ.
– У НАС УМЕР ЧЕЛОВЕК, – выдавил Николай Егорович.
– НЕ СЛЫШУ.
– У НАС УМЕР ЧЕЛОВЕК.
– КТО ГОВОРИТ?
– ХОЛИН. ИЗ ПЯТОГО КОРПУСА. КОМНАТА ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ.
– МУЖЧИНА ИЛИ ЖЕНЩИНА?
– МУЖЧИНА.
– СЛАВА БОГУ.
– ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ?
– Я ГОВОРЮ: СЛАВА БОГУ. В ЖЕНСКОМ ОТДЕЛЕНИИ У НАС НЕТ МЕСТ.
– А РАЗВЕ…
Холин споткнулся. Он хотел спросить: «А разве они лежат не вместе?», но бас перебил его:
– НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ.
– ПОЧЕМУ?
– ЭТО АМОРАЛЬНО.
– НО ВЕДЬ…
– ЖДИТЕ. МЫ СЕЙЧАС ПРИЕДЕМ.
В трубке послышался щелчок. Холин осторожно положил трубку на рычаг, оглянулся, ему послышался шорох. Но вестибюль, залитый ярким светом, был пуст. Николай Егорович постоял, не зная, что ему делать, ждать здесь или подняться в комнату. Нет, в комнату идти нельзя.
ОТ ХЛОПКА ДВЕРЬЮ ТОТ МОЖЕТ УПАСТЬ НА ПОЛ. И ПОСЛЫШИТСЯ ТВЕРДЫЙ СТУК. ЕГО СЕРДЦЕ НЕ ВЫНЕСЕТ ТВЕРДОГО СТУКА. ОНО БЬЕТСЯ ДО СИХ ПОР РОВНО ПОТОМУ, ЧТО НИЧЕГО НЕ УПАЛО, НЕ РАЗДАЛОСЬ НИ ЕДИНОГО ЗВУКА.
Холин вышел из вестибюля и толкнул наружную дверь. Дверь оказалась незакрытой. Было прохладно, как обычно бывает перед утром. Мерцали звезды, чистые оттого, что свежий ветер с моря сдувал с них пыль. На ближайшей к крыльцу сосне сидела, освещенная светом лампочки над дверью, ворона и спала, засунув голову под крыло. Вдруг она насторожилась, вынула голову из-под крыла и, вытянув шею, внимательно, почти по-человечески посмотрела на Холина.
«Кр… кр…» – прохрипела ворона.
Ее карканье было похоже на голос из морга.