Куриный Бог (сборник)

— Вы нашли гнездо бардов в Дельте. Вы выжгли его с воздуха, — твердил свое кэлпи. — Больше не осталось бардов. Теперь мы воюем, как вы, — подло.

— Мы не воюем подло, — возразил Фома и поскреб ложкой по дну котелка. Оказывается, он сожрал всю эту их вонючую еду. А он и не заметил.

— У вас нет правил войны, — сказал кэлпи, — у вас нет чести. Но иногда… — Он задумался. — Иногда вы поете песни. Я сам это слышал. Вы поете песни.

* * *

Когда Фоме было семь, кэлпи перебили охрану и подорвали цистерны с нефтью.

Фома проснулся посреди ночи, потому что за окном было светло. Багровый колеблющийся свет заливал комнату, простыни на постели казались красными. Далеко за домами горел огонь, что-то бухало, выла сирена, перекрывая дальние людские крики. Фома слез с кровати и подошел к окну: там, вдалеке, черные деревья, крыши домов и наблюдательные вышки четко вырисовывались на фоне яркого разноцветного пламени.

— Мама, что это?

— Отойди, — тут же сказала мама, но, не дождавшись, когда он послушается, подбежала, схватила его и оттащила от окна. — Ты можешь пораниться осколками.

— Окно разобьется? — поинтересовался Фома деловито.

— Не знаю. — Мама повернулась к отцу, который уже натягивал куртку. — Что случилось? — спросила она; голос у нее стал тоненький, как у девочки.

— Похоже, горят цистерны, — сказал отец, — цистерны с нефтью.

— Кэлпи?

— Может быть.

— Но это же совсем рядом! Как они ухитрились пробраться?

— Кэлпи не дурачки. И они гораздо хитрее, чем про них думают. Они больше не бросаются грудью на пулеметы, как раньше. А мы-то бросили все на охрану новой буровой установки! К ней-то легче подобраться — она в нескольких километрах от Территорий. А они взяли и подорвали цистерны. Завтра должен прилететь грузовоз с Суши, ну, вот…

— А если они вот так… нападут на школу или больницу?

— Зачем? — спросил отец.

— Ну… это же нелюди. Кто может знать, что у них на уме.

— Кэлпи, конечно, не люди, — согласился отец, — именно поэтому они ничего не делают просто так. Не волнуйся, они не нападут на школу. Никогда. Зачем им это?

— Откуда ты знаешь?

— Я верю специалистам. Кому же еще верить? — Он горько усмехнулся, потом сказал: — Ну ладно. — Торопливо поцеловал маму и ушел.

Фоме мама велела вернуться в кровать, а сама осталась в комнате с ним, но на кровать не села, продолжала ходить взад-вперед, сжимая руки. То к окну подойдет, то к двери. Так и ходила, Фома уже задремал, но все равно слышал сквозь сон ее шаги, и скрип половиц вторил им.

Во сне Фома смутно видел клубящиеся тучи огня и черных людей, которые, суетясь, как муравьи, разворачивали брезентовый рукав…

Отец вернулся под утро, от него остро пахло гарью, куртка была черной, а лицо черно-красным.

— Я вызову врача, — испуганно сказала мама.

— Врачам сейчас есть чем заняться, — отмахнулся отец.

— Это и вправду кэлпи? — шепотом спросила мама.

Отец устало кивнул и начал стаскивать куртку, при этом досадливо морщась.

— Сволочи. Никого не жалеют. Ни себя, ни нас.

Мама то ли вздохнула, то ли всхлипнула:

— Что им от нас надо? Почему не оставят нас в покое?

— Это конкуренция. За пространство и за ресурсы. Сначала проигрывали мы, но потом на Суше разработали толковую стратегию, и стали проигрывать они. Но остановиться они не в силах.

— Что же они, — мама говорила очень тихо, но Фома все равно слышал, — так и не успокоятся, пока не…

— Скорее, наоборот, — сказал отец, — после войны их и осталось-то всего ничего. Это они от бессилия.

Вырасту и убью всех кэлпи, подумал Фома. Он представил себе, как с настороженным оружием пробирается болотами, где в тине ворочаются огромные рыбы, как уходят вверх частоколы тростника, оставляя лишь узкую синюю полоску неба, и где-то там, в плавнях, на заросших островках скрываются злобные зеленокожие твари, но он, Фома, сильный и смелый, и у него верные боевые друзья.

Мать звякала чем-то, вполголоса переговариваясь с отцом, пахло спиртом и дегтярной мазью, но Фома уже не слышал; он плыл на легком катере по темной воде, урчал мотор, и плавни смыкались над его головой.

* * *

Он вздрогнул и проснулся.

От прогоревшего костра тянуло кисловатым дымом, листва была черной, небо — густо-синим; а ведь дома из окна ночное небо казалось черным, листва — зеленой. Крупные звезды сияли разноцветными огнями, а раньше Фома думал, они все одинаковые, белые и холодные.

Он пошевелился на жестком ворохе сухих стеблей тростника. Тело зудело от укусов песчаных блох, правое запястье охватывала причудливо вывязанная петля, другим концом веревка охватывала запястье одного из кэлпи. Сейчас веревка натянулась и дергалась туда-сюда, оттого Фома и проснулся. Босые ноги с непривычки гудели — куда и когда он задевал свои башмаки?

В сумраке меж черных стволов сновали высокие гибкие фигуры.

Он нагнулся и попытался зубами ослабить узел. Веревка была гладкая и скользкая, как змея.

Кэлпи повел рукой, и Фома нырнул к нему головой вперед.

— Сиди тихо, — сказал кэлпи и прижал ладонью макушку Фомы так, что тот пригнулся, сильно ударившись носом о собственное колено.