Курьер из Гамбурга

Здесь Глафира сделала явный промах. Она была уверена, что своим ответом польстила Бакунину, доверие всегда приятно, но он набычился, сжал кулаки и прошипел в лицо Глафире:

– А вот вы мне не нравитесь. Возьмите в доверенные лица кого-нибудь другого. Капитан-поручик Наумов вас устроит?

– Но почему?

Бакунин вдруг расхохотался. Весь его вид говорил, ну не дурак ли я, что влип в эту историю. И еще веду глупейший разговор. И с кем? Отсмеявшись, он сказал вполне миролюбиво:

– Я сам в некотором роде сбоку припеку, а с Андреем Ивановичем вы быстро найдете общий язык. А сейчас позвольте откланяться, – он решительно направился к двери, словно не Глафира была у него в гостях, а он сам нанес ей визит и теперь, кончив дела, оставлял ее дом.

Глафира бросилась следом.

– Но вы должны упредить капитана Наумова о нашем разговоре.

– Я ничего вам не должен, – дверь в гостиную захлопнулась перед ее носом. Далее явился лакей и вежливо проводил ее до выхода.

Бакунин отправился в библиотеку, сел к столу и принялся читать первую попавшуюся книгу. Через десять минут он отложил ее в сторону и принялся обдумывать ситуацию. Он уже ругал себя за несдержанность. И что он так обозлился на Шлоса? В масонских шли толки, де, немецкие господа хотят погреть руки на неурядицах вокруг русского трона. Но он не ожидал, что это будет сделано так грубо. Черт, и откуда они знают подробности? Масоны всегда суют нос в чужие дела. Деньги они, вишь, предлагают, да еще в оскорбительной форме требуют отчета за посул. А его самого так просто хотят купить!

Но и это было не главным. В конце концов деньги всегда нужны. Солдатам надо платить, караул подкупить, и вообще возникнет куча непредвиденных обстоятельств. Возмутительным было то, что посредником в столь важном деле был выбран неоперившийся птенец фон Шлос. «Я гораздо старше, чем выгляжу» – фраза эта выводила Бакунина из себя. Сплетня о размытом возрасте немца не только раздражала, но вызывала брезгливость. Какое-то бесполое существо, не мужчина, не женщина, фантом! И то, что эти самые трезвые люди выбрали в качестве посланника Шлоса, придавала всей операции, включая сам заговор, несерьезный, почти водевильный характер.

«Так дела не делаются, – твердил он про себя. – А как делаются?» Ранее он никогда не принимал участие в заговорах. Поведение Шлоса, его менторский тон и развязность были последней каплей. Сосуд наполнился всклень. И ясно вдруг стало, насколько глупо и нелепо выглядит это объединение взрослых мужчин, важно называющих себя партией.

Участие в заговоре навязал ему Панин. Ну, положим, «навязал» слишком сильно сказано. Никита Иванович был уверен, что его секретарь, умный, толковый и надежный человек, не меньше, чем он сам, печется о переустройстве политической жизни России. Шведская система правления, парламент, ограничение монаршей власти – все это для Бакунина было отвлеченными понятиями. Швеция маленькое государство, и живут в нем шведы, а Россия огромна, и населяет ее черте кто…

И потом, его лично Екатерина вполне устраивала. Панин любит Павла, он верить в него, а Бакунину казалось, что цесаревич, простите покорно, совершенно непредсказуемый человек. И где гарантия, что, обретя трон, он будет действовать по Панинской указке? Правда, сам Бакунин видел Павла Петровича считанное количество раз и то издали, но близкие ко двору люди утверждали, что великий князь обидчив, мнителен, подвержен хандре, а это значит не совсем здоров.

Посмотрим на дело здраво. Зачем ему, успешному чиновнику, перед которым открыты все пути, связываться с заговорщиками? Наумов откровенный дурак, которому богатырские силы девать некуда. Вернов вздорный, обидчивый, вечно его в чем-то подозревает. Но особенно неприятен был Кныш. Что-то в облике его было мерзейшее, вроде бы и не дурен собой, и сорочки носит чистые, но ухмылка его и показная услужливость раздражали до крайности. Зачем он с ними связался? Впрочем, в глубине души Федор Георгиевич признавался себе, что, пожалуй, и не объективен.

Ах, труды наши праведные…Перед глазами Бакунина предстала уходящая за окоем широкая дорога, начало ее было покрыто грязным булыжником, оставшееся полотно следовало замостить. А ведь не исключено, что широкая дорога, вместилище сил физических и духовных, не туда ведет? Нет, он не боится никакой работы, но будем честны с самим собой. Слушая крамольные речи Никиты Ивановича, он не то, чтобы хотел перед ним выслужиться, но как-то неудобно было отказаться ему помогать. Панин сделал своим секретарям небывалый по щедрости подарок, а полученные земли и души крестьянские надобно отрабатывать. Поначалу было интересно, он человек азартный, но потом все выродилось в пустую болтовню. Трусил он? Нет, хотя по временам было «некомфортно».

Да, была и практическая мысль – вдруг повезет, и на престоле действительно окажется Павел. Тогда карьера секретаря Иностранной коллегии Бакунина будет блестящей. А если не повезет? Пока-то он знает наверное, что при любом исходе событий, лояльный к любому правительству чиновник его ранга останется у дел.